Он тоже прочел, заулыбался, посмотрел на меня и усиленно закивал
головой. На миг я решил, что это вполне красноречивый и полный ответ, но
полный ответ, но он вдруг помахал мне рукой, и я понял, что он просит дать
ему блокнот и карандаш. Я подал блокнот, не глядя на невестину подружку,
от которой волнами шло нетерпение. Старичок очень аккуратно пристроил
блокнот и карандаш на коленях, на минуту застыл все сто той же
неослабевающей улыбкой, подняв карандаш и явно собираясь с мыслями.
Карандаш стал очень неуверенно двигаться. В конце концов появилась
аккуратная точка. Затем блокнот и карандаш были возвращены мне лично, в
собственные руки, сопровождаемые исключительно сердечным и теплым кивком.
Еще не совсем просохшие буквы изображали два слова: "Буду счастлив".
Невестина подружка, прочтя это через мое плечо, издала звук, похожий на
фырканье, но я сразу посмотрел в глаза великому писателю, пытаясь
изобразить на своем лице, насколько все мы, его спутники, понимаем что
такое истинная поэма и как мы бесконечно ему благодарны.
Поодиночке, друг за другом, мы высадились из машины - с покинутого
корабля, посреди Мэдисон-авеню, в море раскаленного, размякшего асфальта.
Лейтенант на минуту задержался, чтобы сообщить водителю бунте команды.
Отлично помню, что оркестр все еще продолжал маршировать и грохот не
стихал ни на миг.
Невестина подружка и миссис Силсберн возглавляли шествие к кафе
Шрафта. Они маршировали рядом, почти как передовые разведчики по восточной
стороне Мэдисон-авеню, в южном направлении. Окончив свой доклад водителю,
лейтенант догнал их. Вернее, почти догнал. Он немножко отстал, чтобы
незаметно вынуть бумажник и проверить, сколько у него с собой денег.
Мы с дядюшкой невестиного отца замыкали шествие. То ли он интуитивно
чувствовал, что я ему друг то ли просто потому что я был владельцем
блокнота и карандаша, но он как-то подтянулся, а не подошел ко мне, и мы
зашагали вместе. Донышко его превосходного шелкового цилиндра едва
достигало мне до плеча. Я пошел сравнительно медленно, приноравливаясь к
его коротким шажкам. Через квартал-другой мы значительно отстали от всех.
Но, кажется, нас это не особенно беспокоило. Помню, как мы иногда смотрели
друг на друга с идиотским выражением радости и благодарности за компанию.
Когда мы с моим спутником дошли наконец до вращающейся двери кафе
Шрафта на Семьдесят девятой улице, лейтенант, его жена и миссис Силсберн
уже стояли там. Они ждали нас, как мне показалось, тесно сплоченным и
довольно воинственно настроенным отрядом. Когда наша не по росту
подобранная пара подошла они оборвали разговор. Не так давно, в машине,
когда гремел военный оркестр, какое-то общее неудобство, я бы сказал,
общая беда, создало в нашей маленькой компании видимость дружеской связи,
как бывает в группе туристов Кука, попавших под страшный ливень на
развалинах Помпеи. |