— Замечательно, — сказал он, снимая Нинино пальто с вешалки. — Пойдем поищем ресторан.

   — Мы можем все обсудить здесь. У меня слишком много работы и…

   — Нина. — Нэймет склонился над ней. Его черные волосы и голубые глаза всерьез смущали ее. — Дай-ка я тебе кое-что скажу. Есть такой биохимический закон..

   Человеческому телу нужна пища.

   — Ну в общем-то я…

   — Острота мышления страдает от недоедания. Слушай, еда — это что-то вроде инвестиций долгосрочного вложения: сытый человек не будет взвинчивать себя до потери сахара в крови.

   Нина не могла удержаться от улыбки, принимая от него пальто.

   — Вот так-то лучше, — заметил Нэймет, глядя на нее с ослепительной улыбкой. — Ну что, пошли? Я знаю лучшее место в городе.

   Что ж, по правде сказать, она на самом деле проголодалась, подумала Нина, выходя за ним следом.

   Такси остановилось, и Нина вышла из машины, глядя на домики в готическом стиле, на старинные магазины и кафе, на книжные ларьки вперемежку с подвальными ночными клубами. Таков Цюрих, и если было бы время, она с удовольствием побродила бы здесь. Днем это напоминало сказки братьев Гримм, а ночью — Сохо. Она слишком устала, чтобы все это оценить, только думала: что у Нэймета на уме? Скорее всего еще какая-нибудь швейцарская закусочная, набитая банкирами и дамами в мехах, с непроизносимыми названиями блюд и столь крепкими алкогольными напитками, что они, наверное, способны растворять камни. Если она съест еще одну порцию молодого барашка и салат из одуванчиков, то просто лопнет.

   — Так мы что, идем в какое-то этническое заведение?

   — Да, конечно. — Нэймет подтолкнул ее направо и показал рукой:

   — «Хард-рок кафе»…

   Нина рассмеялась.

   — Да, с точки зрения американцев — этническое, — ухмыльнулся Нэймет. — Я бы хотел пива и чизбургер.

   Надеюсь, ты не возражаешь?

   Их провели к маленькому столику в конце зала. Там было тесно, видна кухня, но Нину это не волновало. Было темно, очень шумно, в воздухе висела американская речь, официанты носились с подносами, на которых громоздились мороженое, пакетики с чипсами и картошкой-фри.

   Перед ними мгновенно появилась девушка, и Генри заказал чизбургер, пиво и шоколадное пирожное, а Нина захотела жареного цыпленка, диет-коку и фруктовый салат.

   — Это вам хорошо для холестерола.

   — Ага, теперь тебя заботит мой холестерол? — вскинул брови доктор Нэймет.

   Нина покраснела. Генри чертовски раздражал ее. Он разозлил юристов, пожелав лично проверить все детали контракта, касавшиеся лаборатории. Он не уступал ни на йоту. И когда на документе высохли чернила, оказалось, что Лилли Холл получила самые лучшие условия, которые когда-либо предоставлялись кому-нибудь по контракту. Она должна была обожать Нэймета. Он понимал, что делает. Нэймет казался этаким рубахой-парнем, но, как однажды процитировал он Гаррисона Форда, «дело не в возрасте, душенька, а во времени». Восьмидесятые годы были десятилетием предпринимателей.

   Нэймет, конечно, не подходил под стереотип «красные подтяжки со знаком доллара», но для человека, который меньше чем через два года должен был стать миллионером, онодевался как работяга.

   Честно говоря, если рассмотреть Генри Нэймета как следует, пристально вглядеться в лицо, он действительно привлекательный.