- Только подойди, - сказал я, - получишь по башке.

 Он погрозил мне кулаком.

 - Отведаешь кнута, парень! Исхлестаю до смерти!

 Я забрался на мула и уехал. Никто меня не преследовал.

 Но это было лишь начало.

 Когда я в следующий раз приехал в город, меня поджидал Торн с кнутом в руке.

 Я спешился. Но увидев, что он приближается, снова сел в седло, пришпорив мула. Торн поднял кнут слишком поздно, мой мул задел его, и тот свалился в грязь. За этой сценой наблюдало полгорода. Я же убрался восвояси.

 Но и это было лишь начало, - потому что Торны умели ненавидеть. Считая себя виднейшей семьей во всей округе, они старались поддерживать свою репутацию. А затем произошло вот что. Мы с отцом работали в поле, когда подъехали четыре всадника. Отец попытался их урезонить, но один из них сбил его наземь увесистой дубинкой, и они принялись хлестать меня кнутами. Отхлестали в кровь. Однако я не издал ни звука, пока они не уехали. Весь окровавленный я помог отцу подняться, отвел домой и уложил в постель, приладив ему на лоб холодный компресс. Потом взял отцовское ружье и поехал в город.

 Хаас и Гибсон, двое из нападавших, пропивали в салуне полученные за "работу" деньги. Когда я слез с мула, уже стемнело, и на улицах почти никого не было, только напротив отеля кто-то остановился, оглядываясь, я вошел в салун. Хаас увидел меня первым.

 - Гибсон! - голос его дрогнул. - Гибсон, погляди!

 Гибсон оглянулся и потянулся за револьвером. Но я выстрелил первым, правда, не собираясь убивать. Ружье было заряжено крупной дробью, и я выстрелил в промежуток между ними - они стояли рядом. Оба упали, часть дроби попала в обоих.

 Перепуганные, окровавленные, они лежали в опилках, которыми был посыпан пол.

 - Я вам ничего не сделал, - сказал я, - но вы избили нас с отцом. На вашем месте я бы держался подальше от нашей фермы, а если отец умрет, пристрелю обоих. - Я направился к двери. Потом остановился и добавил: - Не вздумайте со мной шутить, пожалеете.

 В то лето мне исполнилось пятнадцать лет.

 Когда после этого случая я несколько раз по необходимости приезжал в город, люди сторонились меня. Большую часть времени я проводил в болотах у Серной реки, охотясь с ружьем и расставляя силки, исследуя местность вместе с индейцами кэндо. С тех пор за мной утвердилась репутация человека, с которым лучше не связываться. Все мамаши держали своих дочерей подальше от меня; даже мужчины предпочитали не иметь со мной дела.

 Отец продолжал вести хозяйство, однако после удара дубинкой по голове так по-настоящему и не оправился. Может, дело было вовсе не в этом - просто он не смог здесь ничего добиться, не смог создать дом для своей семьи. В этом не было его вины, видимо, силы его покинули. После смерти мамы отец жил как бы по привычке, и я знал, что он долго не протянет.

 Кейти Торн разбудила все эти воспоминания - они захлестнули меня: вот мама, взбивающая масло в деревянной миске, вот отец усталый возвращается домой... Я снова услыхал утренние трели птиц, всплеск рыбины в тихой воде, лай собаки, учуявшей енота лунной ночью...

 - У меня нет причин любить Торнов, - проговорил я наконец. - Впрочем, Уилл был мне другом.

 - Я собирала тут цветы, - пояснила Кейти. - И очень удивилась, увидев вас.

 Я подошел к двери и поставил винтовку у порога.

 - Вы выстрелили только один раз, - сказала Кейти с улыбкой.

 - Я видел только одну утку.

 Она немного помолчала, потом заметила:

 - Утка должна немного повисеть.

 - Возможно. Но придется ее съесть. У меня нет другого ужина.

 - Не очень-то сытный ужин для голодного мужчины. Приходите ко мне в Блекторн. У меня есть копченый окорок.

 - Вы понимаете, кого приглашаете поужинать, мэм? Чтобы Каллен Бейкер приехал в Блекторн? Я там не сделаю и двух шагов, как меня заставят взяться за оружие.