— Но ты сбежал. Может это я дал тебе такую возможность? Ведь это именно мои люди тебя освободили. Из сотни моего человека… Он рядом с тобой нынче, — усмехнулся новгород-северский князь.

— Смуту внутри моего окружения хочешь посеять? Намекаешь, что родной дядька мой Алексей Святославович твой человек? — Лешко хотел встрять в разговор, но я протянул в его сторону руку с раскрытой ладонью, давая понять, что нечего тут своими эмоциямифонтанировать.

— А что дядька роднее отца стал? Но вот он, твой родитель! — усмехаясь, Игорь Ольгович указал на Богояра. — Не учили слушать отца?

— Учили. И Русь любить учили, не вести дружбу с врагами земли нашей, то же учили. А что до отца моего. Ты прав, князь, нет более прочных скреп, как между отцом и сыном. Ты подумай над этим! — теперь уже была моя очередь усмехаться.

Подставил я Богояра знатно, намекая, что он, если будет выбор, то выберет меня. Но это же око за око. Хотел стравить меня с Алексеем, получил зернышко сомнений начет своего приближения. Хотя, при всех заслугах Богояра и его, вероятного, богатства, он не может быть в команде Игоря Ольговича. Скорее всего, Богояравыискали среди войска, что привел ВладимиркоГаличский, и взяли на переговоры, чтобы показать мне моего же отца и склонить к чему-то. Неплохо все же работают у врага, что узнали, что именно я им противостою.

Игорь Ольгович сделал знак Богояру и тот начал говорить.

— Сын, ты не на правильной стороне. Изяслав Мстиславович не по правде забрал киевский стол, а подло. Так же мы его обвиняем в умышленном убийстве великого князя Вячеслава Ольговича. Так что справедливость на нашей стороне, но ты помни, что я сказал тебе в Киеве, тогда, после Круга, когда я убил Мирона, — сказал Богояр.

Шестеренки в моей голове закрутились и я стал вспоминать, что именно говорил отец. «Влад, ты сын мне, помни!» — последние слова Богояра, те, что он сказал перед расставанием, врезались в сознание. А еще Богоярпередавал в письме, что несмотря ни на что, он будет на моей стороне… несмотря ни на что… Сейчас отец намекает, что может и хочет предать своих хозяев и переметнуться на мою сторону? Или это плод моей фантазии? Хотя, однажды предавший, уже изучил кривизну дороги к новому предательству.

— Отдай тело Изяслава Давидовича! — потребовал Игорь Ольгович.

Я порадовался тому факту, что в моем окружении, да и во всем войске нет предателя, который смог бы слить информацию о положению дел в нашем стане. Если бы таковой был, то мятежники узнали, что их родич живой.

— Он жив… сдался на мою милость, — решил все же я открыть правду.

— Вот как? — без грамма радости, даже скорее наоборот, отреагировал на новость Игорь Ольгович.

— Часть русичей из его дружины… — я запнулся. — Это вам знать не нужно.

Глупо получилось, но в последний момент я подумал, что не стоит знать мятежнику, что более ста русичей были отправлены пленными к Изяславу Мстиславовичу. Может организоваться погоня, а отряд, снаряженный одвуконь, всяко за день может нагнать пленных, которых охраняют всего-то четыре десятка воинов.

— Знаком, что ты готов далее говорить будет то, что ты отпустишь князя Изяслава Давидовича. Но помни, что я милостивый до первой выпущенной стрелы с твоего холма. Сейчас твои люди смогут уйти куда захотят, но только на север, чтобы не к преступнику Изяславу. С Братством я намерен вести добрые отношения, но после присяге мне и мою роду всех братьев. Ты можешь стать во главе Братства, так как мой друг Владимир Галичский не намерен оставлять в живых своего врага Ивана Берладника.