|
Затем он поднялся, опираясь о пол руками. Джанет диктовала в микрофон показания приборов. Не говоря ни слова, доктор вышел, тщательно прикрыв за собой дверь. Снаружи все напоминало скорее приемный покой больницы скорой помощи, нежели пассажирский салон авиалайнера. Тут и там в битком набитом салоне в откинутых креслах лежали больные пассажиры, укутанные одеялами. Один два из них были совсем неподвижны и едва дышали. Другие корчились от боли, а их друзья и близкие со страхом смотрели на них, время от времени вытирая им лица влажными салфетками. Нагнувшись, чтобы доходчивее объяснить и не беспокоить окружающих, «Тушенка» говорил пассажиру, которого он недавно, буквально, заткнул в кресло: – Послушайте, я же не обвиняю вас! Случается, что иногда необходимо выпустить пар. Но ведь нельзя же кричать, когда вокруг полно пассажиров, которым очень плохо, особенно женщинам. Старина Док у нас настоящий герой, а также те двое, что управляют самолетом. В любом случае, мы должны им доверять, если хотим приземлиться в целости и сохранности. На время подчинившись, пассажир, который был вдвое крупнее «Тушенки», с каменным лицом уставился на свое отражение в иллюминаторе. Маленький англичанин подошел к доктору, который с благодарностью пожал ему руку. – Вы просто чародей, – сказал он. – Я сам испугался больше него, – горячо убеждал его «Тушенка», – да, в самом деле! Черт, если бы вас с нами не было… – Он выразительно пожал плечами. – Что вы думаете обо всем этом? – Я не знаю, – ответил Бэйрд. Лицо его осунулось. – У них там, в кабине, неприятности. И это неудивительно. Я думаю, Спенсер сейчас в ужасном напряжении. На них сейчас больше ответственности, чем на всех нас. – Сколько нам еще лететь? – Понятия не имею. Я совсем потерял чувство времени. Но если мы не сбились с курса, то уже не очень долго. Кажется, что прошли дни. «Тушенка», как можно спокойнее, спросил его: – Как вы думаете, док, у нас есть шанс? Доктор, в крайнем раздражении, потряс головой. – Что меня спрашивать? Я полагаю, шанс есть всегда. Но управлять самолетом в воздухе и посадить его, не разбив на мелкие кусочки, совершенно разные вещи. Это понятно даже мне. В любом случае, это не добавляет шансов большинству из них. Он присел, чтобы взглянуть на миссис Чилдер, нащупал ее запястье, отметил ее сморщенное, неподвижное лицо, сухость кожи и частое, поверхностное дыхание. Ее муж хриплым голосом пытал его: – Доктор, неужели это все, что мы можем для нее сделать? Бэйрд взглянул в закрытые, запавшие глаза женщины и медленно произнес: – Мистер Чилдер, вы имеете право знать правду. Вы человек здравомыслящий – и я скажу вам напрямик. Мы выжимаем все, что можем, но для вашей жены это, в лучшем случае, шанс. Чилдер открыл было рот, но промолчал. – Для вас будет лучше, если вы это осознаете, – Бэйрд медленно подбирал слова. – Я сделал для нее все, что в моих силах, и буду продолжать делать и дальше, но этого крайне мало. Пораньше, имея морфий, я мог бы облегчить ее страдания, но сейчас природа сама позаботилась об этом и отключила ее сознание. Если вам от этого будет легче, то… К Чилдеру, наконец, вернулся голос: – Я совсем не хотел, чтобы все это говорили, – запротестовал он, – но, чтобы ни случилось, я благодарен вам, доктор! – Конечно, – с теплотой в голосе перебил его «Тушенка». – И мы все – тоже. Никто бы не смог сделать больше, чем вы, док! Это просто чудо, вот это что! Держа руку на лбу женщины, Бэйрд слабо улыбнулся. |
