Да, батько, да! Теперь ты прав. По всей стране разлетелись из твоего орлиного гнезда коммунары. Токари. Машинисты. Педагоги. Инженеры. Художники. Хорошие люди. Человеки.

Я все внимательнее слушаю Антоныча, все мягче становится мое сердце. Нет, не зря он тратит и на меня свой порох. Больно слушать правду о себе, но что делать. Правда всегда, даже когда ее высказывает друг, колется.

— Люди есть люди, — сокрушается Антоныч. — Так мы пока устроены. Никто не застрахован от перегрузки славой и вниманием общества. Именно потому с талантом надо обращаться бережно, мудро, как с величайшим достоянием народа. Не перегружать, но и не давать работать ему вхолостую. Острейшая проблема! Таланты у нас сейчас рождаются свитой, как алмазы. Шахтер Никита Изотов за одну смену выволок на белый свет пятьсот тонн угля. Андрей Николаевич Туполев запустил в пролетарское небо стаю «АНТ». В Калуге рвется к звездам старый мечтатель Циолковский. Очень хорошо! Но и ловкачи не дремлют. Обгоняют неповоротливых. Прут напролом, с барабанным боем, к высоким постам. Трудно нам отделить истинный талант от фальшивого. Пока доставалы грызутся за крохи, упавшие с нашего стола, они смешны, но они становятся чрезвычайно опасными, оказываясь воспитателями таких людей, как Неделин, хозяевами их судеб, вдохновителями их поступков. Быбочкина нельзя за версту подпускать к социалистическому соревнованию, а он верховодит в этой области.

Я жду, когда он бросит Максима Неделина и меня схватит за жабры.

— Так или не так я говорю, Александр? — спрашивает Антоныч.

Я молча, без всякого энтузиазма киваю.

— Вот тебе все понятно, а Быбочкину мои слова показались кощунственными. Когда я изложил ему все то, что сейчас сказал тебе, он бросился на меня в штыки, обвинил в левацком заскоке, в утопизме и еще черт знает в чем. Быбочкин учинил мне допрос: «Вы что же, уважаемый, против подъема личности на основе трудовой героики?» Ну что ты скажешь такому демагогу, глухарю? Я против раздутой личности. За гармоничного человека. За высокую мораль не только на рабочем месте. За расцвет личности на основе трудового героизма и совести. Быбочкин не согласился даже с таким доводом. «Вы допускаете внеисторическое отождествление, путаете грешное с праведным. Не желаете видеть природы новых отношений». «В прошлом господствовала личность с выдающейся мошной. Теперь господин жизни тот, кто хорошо работает!» «Да поймите же, о чем я толкую! — возражал я. — Новому человеку, человеку коммунистической морали, надо хорошо жить не восемь рабочих часов, а все двадцать четыре». Быбочкин решительно не хотел со мной согласиться. «Я очень хорошо понимаю, о чем вы толкуете, на что именно вы замахнулись, товарищ загибщик от педагогической науки. Вы не только одного знаменитого Неделина хотите спихнуть с его высокого места. Вы покушаетесь на всех, кто завоевал трудовую славу, всех людей будущего хотите принизить!» Иван Иванович Гущин несколько смягчил злобный выпад Быбочкина: «Никакого покушения и принижения я не вижу, Все дело в том, что наш уважаемый гость из Москвы стрижет под гребенку всех работяг Магнитки. Пропагандирует наивный, детдомовский коммунизм. Вынужденную уравниловку тощих двадцатых годов пытается сделать двигателем пятилетки. Великий наш принцип «Каждому по труду» пытается подменить утопической добродетелью «Всем или никому».