Пусть меня ласкают нежным словом,

         Пусть острее бритвы злой язык.

         Я живу давно на все готовым,

         Ко всему безжалостно привык.

         Холодят мне душу эти выси,

         Нет тепла от звездного огня.

         Те, кого любил я, отреклися,

         Кем я жил – забыли про меня.

          Но и все ж, теснимый и гонимый,

         Я, смотря с улыбкой на зарю,

         На земле, мне близкой и любимой,

         Эту жизнь за все благодарю.

    17 августа 1925

«Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело!..»

         Сыпь, тальянка, звонко, сыпь, тальянка, смело!

         Вспомнить, что ли, юность, ту, что пролетела?

         Не шуми, осина, не пыли, дорога.

         Пусть несется песня к милой до порога.

         Пусть она услышит, пусть она поплачет.

         Ей чужая юность ничего не значит.

         Ну а если значит – проживет не мучась.

         Где ты, моя радость? Где ты, моя участь?

         Лейся, песня, пуще, лейся, песня, звяньше.

         Все равно не будет то, что было раньше.

         За былую силу, гордость и осанку

         Только и осталась песня под тальянку.

    8 сентября 1925

«Ах, как много на свете кошек…»

Сестре Шуре

         Ах, как много на свете кошек,

         Нам с тобой их не счесть никогда.

         Сердцу снится душистый горошек,

         И звенит голубая звезда.

         Наяву ли, в бреду иль спросонок,

         Только помню с далекого дня —

         На лежанке мурлыкал котенок,

         Безразлично смотря на меня.

         Я еще тогда был ребенок,

         Но под бабкину песню вскок

         Он бросался, как юный тигренок,

         На оброненный ею клубок.