А еще графу вменили подрыв основ православия. В статье он прошелся и по практике целования «безобразных икон». Вот прямо так и написал. Англичанам что? Ерунда. А нашим патриотам стало сильно обидно. Граф стал персоной «нон грата» почти во всех салонах обеих столиц.

Не имея возможности опубликовать статью в России, Толстой напечатал ее в виде брошюры. Но и тут ничего не выгорело – большую часть тиража власти арестовали.

Остались вот такие раритеты, как у меня в руках. Я повертел брошюру – засунул ее в Библию, под обложку. Однако крамолу везу… До первого обыска.

Капитан и Дрюня встретили на перроне, расшугали носильщиков и мы сквозь краснокирпичное здание вокзала вышли на площадь. Мы – это я, Стольников, Дрюня и… Булгаков. Несмотря на то, что он сорвался из Москвы без багажа, Сергей Николаевич горел желанием посмотреть на наши «низовые организации». И никакие лекции и прочие обязанности в университете его не остановили – отбил телеграмму об отпуске и двинулся с нами. Ну, как с нами, я попросил его прописать нас в гостиницу, а сам накоротке поговорил с «боевой группой».

Слухи о финансовой самостоятельности кинешемской общины оказались несколько преувеличенными. Как доложил Дрюня, местные иоанниты зарабатывали деньги не сами, а доили некоего спонсора, но больше ему узнать не удалось, от посторонних «городских» сектанты шарахались.

Выручил Распопов – потолкавшись по городу пару дней, он подловил одного из общинников на базаре и сумел вчера выспросить, что да как. Деньги поступали из Вичуги, нынешний глава кинешемцев, пробивной мужичок, сумел подписать на ежемесячные выплаты одного из вичугских фабрикантов, Александра Федоровича Морокина. Пришлось наводить еще справки и я прямо ахнул, что тут творилось. Ну, про Иваново-Вознесенск и Орехово-Зуево кто историей русской промышленности интересовался, знают, а вот Вичугский край как-то в тени остался.

Если кратко, то история почти такая же: крестьяне-староверы, ткацкие и прядильные фабрики – часть основали, часть выкупили, раскрутили уезд и город. Чтобы власти не слишком давили, перешли в единоверие. Ну как перешли… Официально да, но продолжали поддерживать беспоповцев и даже бегунов, которых даже среди староверов полагали сектантами. Так что зуб даю, они в синодальную церковь записались для вида, чисто как евреи в средневековой Испании.

Фабрик в округе насчитывалось десятка два или три, почти в каждом крупном селе в уезде, работали на них из поколения в поколение, жили в собственных домах, разводили огороды и живность. Оттого отношения между трудом и капиталом тут было патриархальное – почти все промышленники-староверы поднялись на капиталах, которые поручили им «водить» общины. И это отношение очень чувствовалось, несмотря на то, что власть всеми силами весь XIX век эдакий анархо-синдикализм душило. Да, фабриканты все больше и больше считали себя «владельцами», а не выборными от «опчества», как родоначальники, но продолжали заботится о своих рабочих. Строили школы, больницы, церкви – Булгаков поведал, что система народного образования в Кинешемском уезде считается одной из лучших в России.

Решили мы с Сергеем Николаевичем съездить на такое благолепие посмотреть, тем более от Кинешмы было пол-лаптя по карте. Но сперва я навел порядок в общине – самозванного главу сместил, невзирая на его угрозы нажаловаться «самому Александру Федоровичу».