Я поразился тому, как быстро и легко решился вопрос.

– Алексей, – Марк встал, подошел ко мне. Положил руку на плечо. – Я очень одобряю вашу дружбу с Левой. Знай, что вся наша семья тоже отныне твои друзья.

А вот это обещание дорого стоит. Дороже золотой «Победы» и работы в «Правде».

* * *

Вечер субботы я трачу на «Майора Вихря». Опять еду в библиотеку на Моховой, долблю по клавишам как заведенный. Печатаю и перепечатываю. Правлю ошибки. Постоянное удерживание картинки с текстом перед внутренним взором не проходит даром. Снова начинает течь кровь.

После романа сижу еще пару часов над учебниками. Память Русина в моем распоряжении, но и обычный учебный процесс еще никто не отменял. Даже интересно почитать старые пособия, познакомиться с предметами. Идеологию – вроде политэкономии – сдавать будет легко. Знай повторяй как попугай цитаты и главные мысли из основоположников. Со специализацией вроде Розенталя будет посложнее. Придется повозиться.

В общагу возвращаюсь последним поездом. Индустрий храпит так, что стены трясутся, Кузнецов не спит, валяется в постели, рассматривает «Победу» в свете настольной лампы. Явно чем-то напряжен.

– Лопаты отдал? – Я раздеваюсь, валюсь в кровать.

– Ага.

– Садовники ругались?

– Не, я незаметно положил их обратно. Рус, ответь мне на вопрос. – Кузнецов хмурится, трет лоб ладонью.

– Давай, только быстро. – Очень хочется спать, и я подозреваю, о чем Димон хочет поговорить.

– Вот Коганы. Марк Наумович член партии, большой человек в «Правде». Я все понимаю. Но откуда такое богатство? Квартира эта, золотые часы, скрипка за две тысячи! У нас в деревне народ, конечно, лебеду не ест, но весной голодно. Мяса мало, колбасу по праздникам видим, хлеба, и того стали совсем чуть-чуть выпекать.

– Не только у вас. Про Новочеркасск слышал? – Я отдергиваю руку от шрама. Чешется!

– Были какие-то слухи про восстание.

– Ага, войсками давили. Тоже из-за еды все началось. В столовке рабочим что-то не доложили.

– Вот твари! Такие предатели, вредители убивают веру людей в коммунизм!

– Ладно, давай спать, – я честно попытался соскочить с пограничной темы.

– Нет, постой. – Кузнецов уже завелся. Встал с постели, взял стул, подсел ко мне. – Ты не ответил на вопрос.

– А понравится ли тебе ответ?

– Говори, – набычился Димон.

– Партия превращается в новую аристократию. В нее вступают, чтобы сделать карьеру, получить спецпаек, спецквартиру… Такую как у Коганов.

– В новую аристократию?? – ужаснулся Кузнецов. – Зачем же мы тогда царя свергали?

– Пока был жив Сталин – они не успевали обрасти жирком, – я не ответил на риторический вопрос друга. – Хрущев же запретил КГБ разрабатывать членов партии, начиная с секретарей обкомов. Секретари ЦК так вообще уже никому не подотчетны. За коррупцию сажают только людей уровня директора завода, да и то очень редко. Переведут на другую работу – воруй дальше. Максимум из Комитета партийного контроля погрозят пальцем.

– Так это же конец! – громко крикнул Димон, ударив кулаком по коленке. Индустрий прекратил храпеть. Перевернулся на другой бок.

– Тише ты!

Мы дождались, пока сосед опять начнет выводить рулады, после чего продолжили.

– Это же конец, – громким шепотом говорит Кузнецов. – Если партия переродится… Если в ней останутся только карьеристы, воры… Это же конец стране, всему коммунистическому движению в мире.