– Проходи. – Степан Денисович тоже внимательно осмотрел меня с ног до головы. Похоже, заметил шрам на скуле. Внимательный. Я мысленно поежился. Тяжело будет с таким.

Я зашел внутрь. Двухкомнатная квартира была обставлена в странном эклектичном стиле. Кожаные кресла, бюро с инкрустацией, в спальне была большая железная кровать с никелированными шарами, в шкафах заметил много книг по ботанике. На письменном столе в гостиной стоял мраморный чернильный прибор и ручки с железными перьями. Такими я писал в первом классе.

Мезенцев уселся за стол, я рядом на стуле.

– Алексей, ты знаешь, зачем я тебя позвал? – Степан Денисович достал пачку «Мальборо», закурил.

– Вы испытываете чувство вины. – С такими людьми надо сразу играть в открытую. – Наверное, мой отец просил вас заботиться обо мне и маме, если с ним что-то случится.

Я сумел удивить Мезенцева. Тот расслабил узел галстука, скинул пепел с сигареты в хрустальную пепельницу.

– Откуда ты об этом знаешь? Подслушивал наши разговоры с мамой в Самарканде?

– Да.

– Не ожидал… И в чем же моя вина?

– Вы не смогли позаботиться о маме, от меня отделываетесь деньгами.

Мезенцев глубоко затянулся. Я видел, что он хочет мне сказать что-то резкое, но сдерживается.

– Ты стал… каким-то другим, колким… Впрочем, всегда таким был, – генерал сильно вдавил сигарету в пепельницу. – О маме я позаботиться не смог, это правда. Был в служебной командировке. Длительной. Хотя очень хотел… Даже готов был забрать вас в Москву. Я сильно обязан твоему отцу – он мне жизнь спас. Там, на фронте.

Мы помолчали.

– Я обещал ему. Но видишь, не сдержал обещание.

– Это не ваша вина, – примиряюще произнес я.

– Моя! – Мезенцев резко щелкнул зажигалкой, закурил новую сигарету. – Я бы мог позаботиться о тебе, забрать из детского дома к себе. Но я тогда… женился. И в общем, супруга была против.

А кольца-то на пальце нееет!

– Это жизнь, – философски вздохнул я.

Генерал держит паузу. Мхатовскую.

– Ладно, это все лирика. А позвал я тебя, Алексей, вот для чего. Твоя фамилия появилась в суточной сводке по Москве. Ты позавчера был у памятника Маяковскому, читал стихи на публике. После чего попал в нашу учетную картотеку. Это само по себе не очень хорошо, пусть и стихи твои были правильные, и ты все делал из лучших побуждений. Потом еще эта драка. Я глянул протокол допроса. Наш сотрудник не имел права его изымать. По закону ты – пострадавшая сторона. Если над стилягами этими будет суд, а там ребята очень непростых родителей…

Мезенцев замялся.

– Короче, нарушена социалистическая законность.

Мы опять помолчали. Генерал курил, я разглядывал книги на полках.

– Сейчас у нас в обществе разворачиваются всякие непростые процессы, – туманно продолжил Степан Денисович. – Куда все пойдет – совершенно не ясно. Поэтому очень тебя прошу и даже, как друг твоего отца, требую! Держись от всего этого подальше! Не надо соваться под катящийся каток. Учись, на лето найди подработку, встречайся с девушками… Через полгода станет ясно, в каком направлении двинется страна. Тогда я тебя куда-нибудь пристрою. Одного не брошу.

Я согласно кивнул. Интересно, а Мезенцев участвует в заговоре против Хрущева? Должность у него большая, но состоит ли он в ближайшем окружении Семичастного? Насколько я помнил мемуары, точно участвовал генерал, который отвечал за прослушку.