Так вот что чувствуют люди в настоящем мире. Они спокойны.

– Соседка ваша дверь не открывает. Просила приехать, – бодро соврал он.

Мелькнула мысль о том, что делать, если ему не откроют. Можно влезть в открытое окно и выйти в подъезд через чужую квартиру. Кажется, так делать было нельзя, но Яр смутно помнил, почему.

– Конечно, – вздохнула женщина в настоящем мире.

И открыла дверь.

Яр знал, что так в настоящий мир не попадет. Что сейчас идет в мир, где его не ждут, но зато там остались следы Рады.

И, если повезет, еще кое чьи следы.

Через темноту ненастоящего подъезда он поднялся на этаж и постучал в дверь.

Надежда Павловна открыла сразу. Она стояла на пороге в клетчатом фланелевом халате и нервно мяла фильтр зажженной сигареты.

– Заходи, – глухо сказала она.

У нее были красные глаза и опухшее лицо. Яр все еще с трудом понимал, зачем именно пришел, но разулся в коридоре, оставив мокрые ботинки на полосатом коврике.

А куртку не снял. Пошел в комнату Рады, открыл дверь и остановился на пороге. Темнота ее спальни пахла вишневыми духами.

– Знаете Боровую улицу? – наконец спросил он.

– Нет.

Яр пожал плечами и открыл шкаф.

Вот ее одежда. Концертные платья, сложенные стопкой рубашки. Платья в чехлах, рубашки обтянуты пленкой.

На дверце шкафа изнутри черным маркером было написано: «Слух наш чутко ловит волны в перемене звуковой».

Он взял первое попавшееся, стащил с него чехол. Гладкая кремовая ткань, черные ленты, запах старой ткани.

– Это свадебное платье, – мрачно сказала Надежда Павловна, усаживаясь в кресло. – Наше… фамильное, моя прабабушка до революции в нем венчалась.

Яр молча вернул платье в чехол.

Книги на полках были просто накрыты шуршащей пленкой. Собрание Стейнбека, несколько книг Достоевского.

Современная фантастика. Эдгар По. Кундера. Рильке. Между томами вставлен плотный лист акварельной бумаги, на котором каллиграфическим почерком выведено недописанное стихотворение:

Вечерние ветры

Вишнёвый цвет обрыва

Он пролистал каждую книгу. Нашел несколько забытых закладок, бережно вернул каждую на место.

На туалетном столике были расставлены банки и флаконы, тоже затянутые пленкой. Каменели открытые темные румяна, мешалась в вездесущей пылью высыпанная на старое зеркало пудра. Мутно поблескивали разбросанные шпильки и раскатившиеся бусины.

– Что ты ищешь? – в голосе матери Рады звучало тусклое любопытство.

Яр не ответил. Выдвинул оба ящика под столиком.

Нотные тетради. Еще несколько книг. Исписанные листы, конспекты, быстрые зарисовки. Два блокнота – маленький на пружине, с котенком в цветах и бежевый ежедневник.

– Сегодня убили еще одну девочку, – сказала Надежда Павловна. – Ты поэтому пришел?

– Да, – механически ответил Яр, продолжая перебирать бумаги. – Я ездил в тюрьму.

– И что ты узнал?

– Что ваш муж что то спрятал на Боровой улице в синем доме. И что он любит Стругацких. А потом, – внезапно для себя продолжил он, – я пошел к своей… приятельнице, сестру которой тоже убил этот человек. Сходил с ней к ее родителям, пил там и пытался делать вид, что все в порядке.

– А должен был делать что?

Яр сложил бумаги в прежнем порядке и накрыл их пленкой. Еще немного – и он тоже начнет бросаться на людей, которые пользуются неправильным мылом.

– Я заберу ежедневники.

Она только пожала плечами и раскурила новую сигарету. Ни разу не затянулась, просто позволяла сигарете тлеть, а пеплу падать на пол.

– Устроили шоу, – пробормотала Надежда Павловна. – Девочка только умерла, а уже сюжеты в новостях.