– И мне надо на работу. Но, если не хотите неприятностей для себя и для нас, лучше уходите отсюда. Спасайтесь.
– Спасаться от кого?
– Я не могу больше говорить, – Кис опустила взгляд и выскочила за дверь. Мы с Тогой переглянулись.
– Ты что-нибудь понял, брат? – спросил я.
– Ничего. Вы же по-немецки трекали. Куда теперь?
– Навестим местного коменданта. Надо поговорить о нашем зачислении в действующую армию.
– Ты что, всерьез собрался служить нацистам? – разинул рот Тога. – Это тебе эта коза сказала, что ли?
– Послушай, тебе сегодня что-нибудь особо мерзкое не снилось?
– Нет. Я, честно сказать, почти не спал.
– А мне снилось. И я очень не хочу, чтобы мой сон оказался вещим. Впрочем, я тебя за собой не тащу, оставайся здесь. Ценные указания получил только я.
– Ты думаешь, так будет правильно?
– Так будет безопаснее. – Я почесал макушку. – Давай так и сделаем. Ты ждешь меня тут, а я навещу герра Штаубе. Может, удастся разузнать что-нибудь ценное.
* * *
Комендатуру я нашел без проблем: она размещалась в единственном новом здании на Герман Геринг-платц, главной площади города. В холле меня встретил охранник-шуцман и, проверив мой пасс, забрал у меня обрез и велел идти на второй этаж. Я поднялся по лестнице и вошел в длинный коридор со множеством дверей.
– Штирлиц шел по коридору рейхсканцелярии и с тоской думал: «А какого хрена ты тут забыл, советский полковник Исаев?», – пробормотал я, разглядывая двери. Кабинет Штаубе оказался в самом конце коридора.
Штаубе встретил меня довольно дружелюбно. Это был седой сухощавый человек лет пятидесяти с узким бледным лицом и выпуклыми голубыми глазами – что называется, истинный ариец. Его форма показалась мне любопытной: на вид типичное эсэсовское обмундирование времен второй мировой, но только сшитое из тонкой кожи. А еще меня удивил вполне современный на вид музыкальный центр на столике в кабинете: из его динамиков звучал старенький фокстрот «Bei Mir bist Du schьn», причем на английском языке.
– А я о вас уже наслышан, господин Задонский, – сказал мне Штаубе с улыбкой. – Командир шуцполиции уже был у меня с рапортом. Хорошо провели вечер?
– Я ночевал у местного учителя, – ответил я. – Очень достойный человек и, как мне показалось, преданный идеалам Рейха.
– О, у вас превосходный немецкий! – удивился Штаубе. – Где учились?
– Дома. Мой отец был в состоянии оплатить хорошего учителя.
– Похвально. Коньяку?
– Спасибо, нет. Я подумал, что мне стоит известить вас о своем появлении в Зонненштадте.
– Вы по делу? – Штаубе все-таки вытащил из стола бутылку мартеля и пузатые коньячные бокалы.
– Я писатель, – начал я сочинять, – хочу написать книгу о жизни национальных меньшинств в Рейхе. Вы же знаете, сколько американцы городят лжи на эту тему. Хотелось посмотреть жизнь аборигенов, так сказать, своими глазами.
– И ради этого вы приехали в этот проклятый свинарник? Вы удивляете меня, господин Задонский. Здесь вы не увидите ничего интересного. Я служу тут уже седьмой год и ненавижу Зонненштадт всей душой.
– Я имел в виду…э-э… немного другое. Я слышал, что в Зонненштадте формируется Славянская бригада. Мне бы хотелось вступить в нее. Пообщаться с рекрутами, узнать, почему они вступают в нашу армию, какие у них цели, идеалы…
– Цели? Идеалы? – Штаубе фыркнул. – У этих обезьян одна цель – пожрать. |