|
У Фоменко была ещё одна просьба, Айрапетов поломался, но в конце концов согласился. С барского плеча он отсыпал чуток героина, его потом перемешали с пищевой содой и прочим дерьмом в соотношении один к десяти, снова упаковали и снова засунули под таджикские дыни. На следующий день полковник Фоменко вернулся к машине во главе двух десятков спецназовцев, не забыв о телекамерах и корреспондентах всех мало‑мальски приличных местных газет. При этих благодарных зрителях был произведён отчаянно‑смелый штурм разрушенной птицефермы, захвачен груз наркотиков, а пара заранее завезённых и теперь схваченных на птицеферме бомжей была признана хозяевами героина. Фоменко демонстративно разрезал один из пакетов с серым порошком – натасканные на героин собаки заходились в лае, камеры беспрестанно снимали, журналисты смотрели полковнику в рот, спецназовцы принимали героические позы, элегантно попинывая бомжей‑наркобаронов. Всё было просто как в кино. То есть это и было кино с полковником Фоменко в главной роли. Теперь можно было пару месяцев кряду слушать начальственные похвалы, согласно кивать и тихо делать свои основные дела.
Когда в таком вот благодушном настроении Фоменко подходил к своему кабинету – усталый, но довольный, в пыльном камуфляже, гроза криминала, отец личному составу, – тут как раз и возник молодой сержант с собачьей преданностью в глазах. – Товарищ полковник, все, как вы сказали… – сержант вытянулся словно на параде. – А что я сказал? – Ну вот насчёт этих баб… В смысле, женщин. – Что там ещё за бабы? – Он всё ещё не понимал, он был слишком доволен собой после шоу с героином. – Ну эти, как их там, Беловы. – Какие Беловы? – полковник замер и посмотрел на сержанта как удав на кролика. – Эти… Эти самке… Мать и дочь… Как вы сказали, – добавил сержант спасительную фразу. – Кто сказал? Кому сказал? – Вы позвонили и велели произвести задержание. Обоих. То есть обеих. В смысле, двух. – Я позвонил? – переспросил полковник. Сержант кивнул. – И я приказал задержать мать и сестру Белова? – Точно так, – сказал сержант. – И ты их задержал? – Точно так. – Молодец, – сказал Фоменко. – Это ты молодец. В течение нескольких секунд он находился в состоянии полной прострации, когда поток пугающих мыслей моментально вымыл из головы все, за исключением одного очень простого воспоминания – Фоменко никому и никогда не приказывал задерживать сестру и мать Алексея Белова. Если Фоменко о чём и жалел – так о том, что тогда, после мордобоя возле университета, он не уделил больше внимания задержанному Алексею Белову. Не посмотрел ему в глаза, не увидел в нём нечто большее, чем тупую жестокость и злость. Если бы Фоменко потратил тогда эти секунды, то, вероятно, он бы увидел в глазах Белова не только злость (а это само собой присутствовало), но также увидел бы и уверенность в своей правоте, упорство и решимость стоять на своём до конца. Фоменко не увидел этого тогда, но последующие события показали ему, что именно можно было прочитать в глазах Белова. А зная это, Фоменко знал и другое – чего нельзя делать ни в коем случае, так это трогать сестру и мать Алексея. Сделать такое значило подкрасться к питбулю, пнуть его что есть силы и повернуться спиной, надеясь, что собачка сдохнет с перепугу. Фоменко быстро вошёл в кабинет и потянулся к телефону, чтобы все исправить, все изменить, но телефон зазвонил сам собой, не дожидаясь полковника. Фоменко раздражённо схватил трубку, чтобы быстро оборвать явно пустяковый разговор – все разговоры сейчас были пустяковыми, кроме разговора о Белове, но осёкся, едва услышав голос. |
