— Знаю.

— Ты примешь это или уйдешь? — Она напряглась в его руках, и он сжал пальцы. — Решай сейчас.

— Приму.

Ник развернул ее лицом к себе и поцеловал. Но не так дежурно, как обычно. Не скромно и осторожно. Он поцеловал ее страстно и зло. Укусил нижнюю губу и торжествующе выпрямился, глядя на жену сверху вниз. Голова слегка кружилась, но уже не от слабости.

Час спустя

Телефон звонил. Ник перевернулся на спину и с трудом открыл глаза. Лиза сидела на постели, расчесывая пятерней волосы, и смотрела на него с улыбкой. Он был опустошен, но доволен.

Но телефон звонил. Пронзительная трель разрезала их покой, как теплый нож масло. Не хотелось шевелиться, чтобы взять трубку. Но пришлось.

— Николас Туттон, слушаю.

— Привет, это из архива. Вы присылали запрос по поводу Метье Жанака.

— Ох, давно это было, — пробормотал Ник. Он действительно отправил запрос, чтобы установить, сидел ли брат бригадира. И если да, то когда и за что. Сейчас это казалось таким далеким и неважным.

— Восемьдесят третий год, он сбил девчонку ночью, она вся переломалась, но выжила. Это было в Спутнике-7.

— Как ее звали?

В трубке что-то зашелестело.

— Магдалена Тейн.

Глава одиннадцатая

Констанция Берне

Зима 1966 года

Спутник-7

Доктор Берне внимательно посмотрела на девушку. Та была бледна, но держала спину, как будто находилась на допросе. Впрочем, именно на допросе она и находилась. Как еще можно назвать постоянные интервью, которые Констанция вынуждена была проводить в каждой контрольной точке исследования? Эта подопытная одна из немногих, кто подошел под новые критерии, и Констанция уже полгода занималась ею, уделяя все меньше и меньше времени другим респондентам. Для других работала вся «Сигма», а ее личное время — бесценно.

Девушка казалась безучастной ко всему. Последние тесты выявили резкое снижение эмпатии. Сочувствие сошло почти на ноль. Но было что-то в ней, что Констанцию пугало. Нет, не потому, что она внезапно стала социопатом. Было что-то еще.

Красивое лицо тронула улыбка. Констанция замерла, наблюдая за тем, как ее губы приоткрываются, обнажая мелкие жемчужные зубки. Личико приняло хищное выражение. Девушка поправила волосы, обернулась будто в поисках зеркала, нашла глазами Берне и подалась вперед.

— Ничего, — сказала она. — Будто бы вы меня не обманули.

— Я никогда не лгала тебе, Мари.

— Я здесь уже всю жизнь.

— Без боли?

В глазах подопытной уже несколько месяцев не светилось тепла, но сейчас, когда их взгляды встретились, Констанции стало по-настоящему страшно: взгляд подопытной был ледяным.

— Иногда я думаю, что боль лучше, чем ее отсутствие, мой глупый доктор, — сказала она.

— Я сделала все, что обещала, Мари.

— Вы сделали то, что обещали этим толстосумам.

Она говорила так спокойно, так взвешенно, так уверенно. Берне с трудом перевела дыхание и сделала несколько пометок в личном деле. Мария Фирскотт. Ее нашли сталкеры Нахмана. Девушка мучилась от безответной любви. Имя объекта установить не удалось, было известно только то, что встретились они в Париже, когда Мари пыталась работать там актрисой бордельного разлива. Она тщательно скрывала детали романа, но на призыв избавиться от боли отреагировала мгновенно. Она была как раз такой, о которой молила Констанция: в отчаянии, но без необратимых изменений в психике. Она справилась бы сама: полгода-год, встретила бы нового человека, занялась бы собой. Но вместо этого очутилась в «Сигме» и стала частью исследования.