В
этой очаровательной местности он прожил около восьми лет в полном
одиночестве, почти не видя лица христианского, если не считать тех двух раз
в году, когда туда наезжал кавалерийский отряд, чтобы увезти собранные им
подати и налоги и доставить их в Калькутту.
По счастью, к описываемому времени он нажил какую-то болезнь печени,
для лечения ее вернулся в Европу и теперь вознаграждал себя за вынужденное
отшельничество, пользуясь вовсю удобствами и увеселениями у себя на родине.
Приехав в Лондон, он не поселился у родителей, а завел отдельную квартиру,
как и подобает молодому неунывающему холостяку. До своего отъезда в Индию он
был еще слишком молод, чтобы принимать участие в развлечениях столичных
жителей, и с тем большим усердием погрузился в них по возвращении домой. Он
катался по Парку на собственных лошадях, обедал в модных трактирах
(Восточный клуб не был еще изобретен), стал записным театралом, как
требовала тогдашняя мода, и появлялся в опере старательно наряженный в
плотно облегающие панталоны и треуголку.
Впоследствии, по возвращении в Индию и до конца своих дней, он с
величайшим восторгом рассказывал о веселье и забавах той поры, давая понять,
что они с Браммелом были тогда первыми франтами столицы. А между тем он был
так же одинок в Лондоне, как и в джунглях своего Боглп-Уолаха. Джозеф не
знал здесь ни одной живой души, и если бы не доктор да развлечения в виде
каломели и боли в печени, он совсем погиб бы от тоски. Это был лентяй,
брюзга и бонвиван; один вид женщины из общества обращал его в бегство, - вот
почему он редко появлялся в семейном кругу на Рассел-сквер, где был открытый
дом и где шутки добродушного старика отца задевали его самолюбие. Тучность
причиняла ему немало забот и тревог; по временам он делал отчаянные попытки
освободиться от излишков жира, но леность и привычка ни в чем себе не
отказывать скоро одерживали верх над его геройскими побуждениями, и он опять
возвращался к трем трапезам в день. Он никогда не бывал хорошо одет, но
прилагал неимоверные усилия к украшению своей тучной особы и проводил за
этим занятием по многу часов в день. Его лакей составил себе целое состояние
на гардеробе хозяина. Туалетный стол Джозефа был заставлен всевозможными
помадами и эссенциями, как у престарелой кокетки; чтобы достигнуть
стройности талии, он перепробовал всякие бандажи, корсеты и пояса, какие
были тогда в ходу. Подобно большинству толстяков, он старался, чтобы платье
шилось ему как можно уже, и заботился о том, чтобы оно было самых ярких
цветов и юношеского покроя. Завершив наконец свой туалет, он отправлялся
после полудня в Парк покататься в полнейшем одиночестве, а затем возвращался
домой сменить свой наряд и уезжал обедать, в таком же полнейшем одиночестве,
в "Кафе Пьяцца". Он был тщеславен, как молодая девушка; весьма возможно, что
болезненная робость была одним из следствий его непомерного тщеславия. Если
мисс Ребекке удастся заполонить Джозефа при самом ее вступлении в жизнь, она
окажется необычайно ловкой молодой особой. |