— Я думаю только о вашей безопасности, — ответил Тео.

— Эта страна покоится на основании свободы вероисповедания, и…

Тео шагнул к мужику и навис над ним всем своим шести-с-лишним-футовым каркасом:

— Тогда молитесь, чтобы я не швырнул вас в карцер вместе с самым здоровым и самым похотливым содомитом, которого только может предложить окружная тюрьма. Потому что именно это я и сделаю, если вы все сейчас же не разойдетесь по домам.

— Круто, — одобрил сзади Гейб.

Заставь его перекувырнуться через голову и обсикаться, подумал Живодер.

Лысый поперхнулся и обратился к пастве:

— Давайте соберемся в церкви и обсудим вопрос об отстранении местого офицера охраны правопорядка.

— Ага, занимайте очередь, — сказал Тео. Он проводил группу взглядом: те расселись по своим машинам и уехали.

Когда последний автомобиль выехал со стоянки, Гейб спросил:

— Теории?

Тео покачал головой.

— Все в этом городе спятили. Я проверю трейлер Молли, но сомневаюсь, что она дома. Отвезти тебя домой, чтобы ты принял душ и переоделся перед свиданием?

Гейб окинул взглядом свои перепачканные рабочие штаны и рубашку-сафари.

— Думаешь, надо?

— Гейб, ты у меня единственный знакомый, рядом с которым я выгляжу изысканным.

— Так ты со мной поедешь, да?

— Казанова, — ответил Тео. — По сравнению с тобой я — сущий Казанова.

— Ты о чем? Сегодня у Г. Ф. жарят фирменных кур.

Стив

Стив лежал в кипарисовой рощице, а его новая возлюбленная, свернувшись в изгибе правой передней лапы, тихонько похрапывала. Он выпустил язык и кончиком скользнул по ее голой спине. Она застонала и теснее прижалась к его лапе. На вкус она довольно приятна. Но он уже съел всех этих теплокровных и был теперь не очень голоден.

Когда он был самкой — лет пятьдесят назад, а до этого еще примерно тысяч пять, — он привык закусывать своими возлюбленными после совокупления. Так было принято. Но став самцом, он уже не был уверен, что это правильно. Он не сношался с особями своего биологического вида с тех пор, как стал мужчиной, поэтому инстинкты притупились: секс для него был делом неизведанным. В конце концов, ему просто не хотелось есть эту теплокровную. С ней ему становилось лучше, к тому же он не просто отправлял ей свои сигналы — он почему-то видел картинки ее мыслей. В ней не чувствовалось страха, поэтому не нужно было и подманивать ее. Для теплокровного это странно.

Он опустил голову на подушку из кипарисовой хвои — надо подремать, чтобы раны быстрее затянулись. А съесть ее можно и после. Где-то в глубине мозга, засыпая, он услышал тревожную сирену. За пять тысяч лет жизни ему в голову ни разу не приходила мысль о «до» или «после» — только «сейчас». Цепочка его ДНК меняла последовательность звеньев много раз, адаптируясь к переменам и не подстраиваясь к жизненным циклам поколений — в этом смысле он был организмом уникальным, — но представление о времени, память на уровне выше клеточного — это что-то новое. Вступив в контакт с Молли, в нем начало развиваться сознание, и природа, будучи механизмом в высшей степени прагматичным, пыталась его предупредить. У кошмара скоро начнется кошмар.

Вэл

И это — свидание? Вэл сидела в одиночестве за столиком в глубине кафе «Г.Ф.». Она заказала бокал местого «шардоннэ» и теперь пыталась сформулировать о нем мнение, которое отражало бы соответствующий уровень омерзения, но вино, к сожалению, оказалось довольно сносным. На Вэл были легкий вечерний макияж и сдержанный костюм из шелка-сырца цвета индиго, а также одинокая нитка жемчуга — чтобы слишком не контрастировать с визави, одевающимся, насколько она знала, только в джинсы и хаки.