-  Ты, Юрьев, чего это так разоряешься! - сказал он, не торопясь, подходя к нашей группе. - Мы что, мужиков себе ловим? Для Афанасия Ивановича стараемся. Велико дело, парни девку немного помяли. Может она тебе после этого работника родит!

    Моя праведное негодование оказалась против его цинизма, и увяло. Действительно, если рассматривать людей как рабочий скот, то он был вполне прав.

    -  Вот веревки нам все попортил, - сетовал Дикий, - а они, поди, просто так на деревьях не растут, а денег стоят!

    -  Разберемся с деньгами, - остывая, сказал я. - Больно, я смотрю, ты жаден. Как бы не подавился!

    -  Это не твоя забота, - усмехнулся он. - Хочешь беглых забрать, выкупай. Мы их не по деревням, а по лесам ловили. Кошкин не возьмет, другие найдутся. А кричать нечего, все равно цену не сбавлю. Что договаривались, то и получу.

    «Вот сволочи, - подумал я, - они торговлю людьми поставили на поток, прямо как в наше время!»

    Я мельком оглядел диспозицию. Стрельцы, или кто там они на самом деле были, вели своих лошадей к конюшням. На нас с Диким внимание никто не обращал. Видно сцена для них была обычная.

    -  Вы идите в людскую, - сказал я беглым крестьянам, удивленным всем здесь происходящим, - пусть вас накормят. Ты Ульяна останься. А ты, - обратился я к Дикому, - говори, что за них хочешь получить. Только не ври. Афанасий Иванович, если что, тебя под землей достанет, ты его знаешь!

    -  Его то я знаю, а вот тебя нет, - осклабился сотник.

    -  Тогда считай, что тебе повезло. Знаешь, с кого я этот камзол снял?

    -  С нищего! - подсказал он.

    -  Да не очень-то он нищим был, если такой кинжал имел, - сказал я, показывая оружие, - ты о Селимке-крымчаке слышал? Так вот это его камзол!

    Кажется, покойный Селим и правда, был легендарной личностью. Лицо у Дикого сразу стало серьезным.

    -  Ты с Селимкой совладал? - недоверчиво спросил он, - Быть того не может!

    -  Кинжала мало, могу его саадак показать. Ты не смотри, что я так одет, меня спящего обокрали. Пришлось селимкины тряпки надеть. Это его кровь, - указал я на бурые пятна на груди.

    -  Да! - только и смог сказать стрелец и почесал затылок. - Сколько воинов за ним гонялось, а он, значит, тебе, Юрьев, достался. Повезло!

    -  Лучше бы я не его, а тебя в лесу встретил, - подмигнул я, - теперь бы в красном бархатном кафтане щеголял!

    Дикий сначала не понял юмора, потом шутка до него дошла, и он рассмеялся. Напряжение прошло, и мы теперь улыбались друг другу.

    -  А теперь говори, сколько хочешь за всех чохом? - спросил я. - Сначала дело, все остальное потом.

    -  Твой родич по две ефимки за мужика платит, по одной за бабу. Всего значит десять. Собаку, я тебе как своему уступлю, давай за все десять монет и в расчете.

    Вообще-то с деньгами в эту пору была большая путаница. Своих монет на Руси не чеканили, пользовались европейскими, реже восточными, потому на разнице в курсе всегда можно было нажиться или погореть. В доставшейся мне от Селима казне, были только золотые монеты, серебра не было. Искать же по карманам в присутствие стрельца ефимки убитого разбойника, я не хотел, незачем ему было знать, сколько у меня денег.

    -  Хочешь за всех получить червонец? - спросил я, показывая ему венецианский цехин.