– Не понимаю, почему вы не сказали об этом полиции?

– А они не спрашивали, – ответил Клайв, словно гордясь своим здравомыслием.

Дженни была потрясена. Вот она, важнейшая информация, необходимая для понимания, кто такая Люси, и пока никому, кроме нее, не известная.

– Сколько лет ей было, когда она стала жить в вашей семье? – спросила Дженни.

– Двенадцать, – ответил Клайв. – Она у нас с марта девятьсот девяностого года. Я помню тот день так, словно это произошло вчера. Возможно, вы слышали об этом? Люси одна из «Олдертхорпской семерки».

Энни, вытянув ноги и откинувшись на спинку деревянного стула, удобно расположилась на нем, словно стул был изготовлен на заказ по меркам ее тела. Бэнкс всегда завидовал ее умению приспосабливаться к любой обстановке. Отхлебнув «тикстонского горького» и негромко промурлыкав что‑то, она улыбнулась Бэнксу.

– Ты знаешь, я сегодня целый день тебя проклинала, – сказала она. – Поминала, так сказать, твое имя всуе.

– А я‑то не мог понять, чего это у меня уши горят?

– Они должны были уже полностью сгореть.

– Все ясно. Что изрек старший инспектор Чамберс?

Энни пренебрежительно отмахнулась:

– То, что ты и предсказывал. Что моя карьера поставлена на карту и в случае любого провала… Да, кстати, он меня заботливо предостерег.

– От меня?

– Да. По его мнению, ты попытаешься вытрясти из меня информацию. Он посоветовал мне играть, плотно прижимая карты к груди, которую он, между прочим, очень внимательно рассматривал, видимо выбирая наиболее удобную для меня позу, чтобы ты ничего не разглядел.

– Что‑нибудь еще?

– Да. Он сказал, что ты бабник и волокита. Это правда?

Бэнкс рассмеялся:

– Он действительно так сказал?

Энни утвердительно кивнула.

Паб «Куинс армс» был заполнен освободившимися после работы людьми и туристами, желающими отдохнуть и перекусить. Энни и Бэнксу повезло занять места за стоявшим у окна столиком; столешница, покрытая медным листом, была шершавой от мелких углублений. Через цветное стекло, красное и желтое, Бэнкс мог наблюдать за похожими на привидения прохожими, которые брели под зонтиками навстречу друг другу по Маркет‑стрит. Дождь заливал окно, и стук капель по стеклам был слышен в паузах между словами. Из музыкального автомата доносилась песня двух парней из «Сэвидж Гарден» – слышались признания и жалобы на то, что они уже любили кого‑то, до того как встретили ее. Пропахший табаком воздух гудел от оживленного говора.

– Ты сама‑то что думаешь о Джанет Тейлор? – спросил Бэнкс. – Я не пытаюсь совать нос в ваши дела. Мне просто хочется знать, каково твое первое впечатление.

– Так я тебе и поверила. Но должна признаться, что она мне нравится и я ей сочувствую. Она стажер, у нее маловато опыта, она впервые оказалась в таком сложном положении. И делала то, что необходимо было сделать.

– Но?

– Я не допущу, чтобы мои чувства повлияли на решение. Я пока не имею полного представления, но мне кажется, Джанет Тейлор написала не всю правду в своих показаниях.

– Ты думаешь, это намеренная ложь или она просто что‑то не запомнила?

– Я полагаю, мы можем истолковать наши сомнения в ее пользу. Пойми, я никогда не оказывалась в подобной ситуации, а потому не могу представить, что она чувствовала, как себя вела. Но, согласно утверждению доктора Могабе, она нанесла Пэйну семь или восемь ударов дубинкой после  того, как он уже был не в состоянии действовать.

– Но он намного сильнее ее. Может быть, именно это и потребовалось, чтобы его обездвижить.