– Это как?

Макензи встал, сцепил пальцы, закинул руки за голову и резко опустил, словно изо всех сил обрушил воображаемую кувалду на голову воображаемой жертвы.

– Вот так, – пояснил он. – А жертва не оказывала никакого сопротивления.

Энни сглотнула. Проклятье! Значит, все‑таки придется опять окунуться в тягомотину этого дела.

Элизабет Белл, руководитель группы социальных работников, расследовавших дело «Олдертхорпской семерки», еще не вышла на пенсию, но поменяла работу и переехала в Йорк, что позволило Дженни без труда договориться о встрече. Она кое‑как втиснула машину на заполненную парковку, расположенную рядом с кварталом, где на Фулфорд‑роуд, недалеко от реки, стоял нужный ей таунхаус.

Элизабет открыла так быстро, словно ждала, стоя по другую сторону двери, хотя Дженни, уславливаясь с ней по телефону, весьма неопределенно указала время приезда.

– Да это не важно, – махнула рукой Элизабет в ответ на ее объяснения. – У меня сегодня выходной. Дети в школе, а я занялась глажкой, чтобы белье не залеживалось. А вы, должно быть, доктор Фуллер?

– Точно. Называйте меня Дженни.

Элизабет провела ее в дом. Они вошли в маленькую гостиную, казавшуюся еще меньше из‑за расставленной посередине комнаты гладильной доски и корзины с выстиранным бельем на стуле. Дженни уловила слабый лимонный аромат стирального порошка с кондиционером, смешанный с теплым домашним запахом только что выглаженного белья. Работал телевизор, показывали старый черно‑белый триллер с участием Джека Уорнера. Элизабет освободила кресло от стопки выглаженного белья и жестом предложила Дженни сесть.

– Вы уж простите за беспорядок, – сказала она. – Такой крошечный дом – в этом месте жилье стоит очень дорого, – но нам здесь нравится.

– А почему вы уехали из Гулля?

– Мы некоторое время обдумывали, куда бы перебраться, когда Роджер – это мой муж – получил повышение. Он государственный служащий, а зарплата – на жизнь еле хватает.

– А вы? Продолжаете работать?

– Да, по‑прежнему в службе социальной помощи. Только теперь – в отделе пособий по безработице. Ничего, если я буду гладить?

– Конечно‑конечно.

Дженни посмотрела на Элизабет: ширококостная, в джинсах и мужской фланелевой рубашке; на коленях темные пятна, словно перед глажкой Элизабет работала в саду. Коротко стриженные волосы были уложены в какую‑то странную прическу, преждевременно изборожденное морщинами лицо казалось суровым, но, стоило ей заговорить, добрая улыбка и лучащиеся спокойствием глаза меняли это впечатление.

– А сколько у вас детей? – поинтересовалась Дженни.

– Двое, Уильям и Полин. – Элизабет кивнула в сторону каминной полки, где стояла фотография смеющихся детей на игровой площадке. – Так что привело вас ко мне? По телефону вы ничего не объяснили.

– Простите. Я вовсе не собиралась превращать свой визит в событие, окутанное тайной. Меня интересует «Олдертхорпская семерка». Насколько я знаю, вы принимали участие в спасении детей?

– Действительно. А почему вас заинтересовало это дело? Прошло уже девять лет.

– В моей работе нет срока давности, – ответила Дженни.

Перед визитом она обдумала, насколько можно быть откровенной с Элизабет, и даже посоветовалась об этом по телефону с Бэнксом.