Через несколько часов после рассвета, гнев Хенсона начала спадать. Его настроение было еще мрачным, но он начал чувствовать себя человеком снова. Он позволил Уилсону надеть одежду, найденную в одном из тюков и поесть из жестяной банки мяса. Хенсон заставил Уилсона сесть со связанными ногами, однако, он ни разу не переставал направлять на него оружие.

Он смотрел на то место, где раньше на тропе полыхал огонь. Пламя погасло, и теперь вверх от него ползли лишь только маленькие струйки дыма, скользя по воздуху и забираясь в верхушки деревьев. Он попил из фляги, налил воды в чашку, и предложил Уилсону в то же время, приставив винтовку к его голове. Когда Уилсон взял чашу, Хенсон вернулся к своему бдению, которое было прервано звуком голоса.

— Бвана, это я.

— Билли? — отозвался Хенсон.

Билли вырвался из джунглей, улыбаясь: — Я подобрался к вам украдкой, — сказал он. — Но я не хотел подбираться слишком близко, так чтобы вы не выстрелили мне в голову.

— Я думал, что сижу в засаде, — сказал Хенсон. — Я ведь скрытно сидел подальше от тропы.

— Не так уж и скрытно, — возразил Билли.

— А, Кэннон?

— Проблемы больше нет, — ухмыльнулся Билли, и провел пальцем по горлу.

— Хорошо, — ответил Хенсон, затем повернулся к Уилсону: — А что ты думаешь об этом?

Уилсон вздохнул. — Ну, я полагаю, что все в порядке. Я никогда не любил этого сукина сына, никоим образом.

Глава 19

Куруванди принимал ванну в предвкушении вскоре узреть большого пленника. Ему уже рассказали о подвигах бронзового гиганта. Тот убил множество лучших воинов Куруванди. Правитель был, однако, рад, что большой человек не был убит сам. На такого человека, как этот, было бы интересно посмотреть на арене; такой человек, как этот, стал бы идеальной жертвой для Эбопы. Эбопа хотел бы убить такую жертву лично.

Это было бы хорошо. Куруванди не видел, как Эбопа принимал свою жертву уже некоторое время. Для людей всегда хорошо видеть свое божество, знать, что оно до сих пор шествует у них под ногами, и что оно сейчас такое мощное, как никогда.

И еще одна хорошая вещь. Этот бронзовый гигант, будет жертвой, которая будет иметь большое значение для Эбопы. Божеству не нравились слабаки, что приносились в жертву в последнее время, и которые умирали практически сразу при виде танцев Бога, Ходячего Древа.

Куруванди предвкушал, что, если человек и действительно был так силен и ловок, как сказали его люди, то это стало бы только своего рода вызовом, за который Эбопа будет лишь признателен. Сражением, которым он и его люди будут наслаждаться, созерцая все на арене.

Куруванди раздумывал обо всем этом, когда лежал в металлической ванне и купался в крови жертв, кровь, которая была принесена к нему теплой в их жилах. Он верил в то, что если выкупается в свежей крови живых, то поглотит их жизнь и будет жить дольше. Делая это, он поглощал также и часть их души.

Кроме того, Куруванди был убежден, что если кровь проливалась на землю Ура, это весьма ценило их божество Эбопа. Некоторые из мудрецов, прорицателей и колдунов Куруванди полагали, что это было не так, потому что за последние несколько лет много чего пошло не так. Смерти рожениц. Болезни, разорившие поля. Нашествие насекомых. Даже болезни растений, которые могли бы уничтожить весь урожай всего за одну ночь. Некоторые из них даже предполагали, что это именно кровавые жертвы стали этому причиной.

Но Куруванди не верил этому. Как могло случиться такое, когда Эбопа так наслаждался, разрывая пленников живыми на части, пируя их плотью и кровью, мозгами, и внутренностями? Эбопа любил кровь и плоть живых, поэтому Куруванди думал, что будет справедливо, если он сам также должен полюбить их.