Еще один кувшин теплой крови был доставлен в его ванную комнату содрогающейся рабыней, одетой в одну только набедренную повязку. Куруванди повернулся и посмотрел на нее. Она была молодой и свежей и прекрасно выглядевшей. Девушка задрожала еще больше, когда приблизилась к большой металлической ванной. Большие черные львы, прикованные на коротких цепях по обеим сторонам ванны, зарычали на нее, сузив глаза в щелочки.

— Подойди, девочка, — приказал Куруванди. — Не бойся львов. Это мои домашние питомцы.

Девушка дрожала так сильно, что кровь выплеснулось из золотого кувшина. — Осторожно, — сказал Куруванди. — Ты разливаешь её. Поднеси и налей, пока она еще теплая.

Рабыня встала на колени и начал выливать содержимое кувшина в уже заполненную кровью ванну. — Нет, воскликнул Куруванди, схватив ее за руку и толкая кувшин обратно в вертикальное положение. — Вылей его на меня, девочка.

Рабыня сделала, как ей было велено. Когда кровь обильно потекла по лицу Куруванди, он улыбнулся ей. Кровь зачернела на его губах и зубах. Он протянул руку и схватил ее снова. — Ты видела, как кровь вытекает из кувшина?

Девушка кивнула.

— Неужели тебя это не возбуждает?

— Нет, мой господин.

— Ну, конечно же, это так, — сказал Куруванди. — Как же это могло не взволновать тебя? А теперь скажи мне еще раз. Это возбудило тебя?

Девушка колебалась только мгновение. Это был первый раз, когда она прислуживала Куруванди, своему царю. Девочкой ее забрали от родителей, когда ей было всего тринадцать лет, и привезли сюда, воспитывая во дворце как горничную на кухне, до ее нынешнего возраста, шестнадцати лет. А потом, Куруванди, осматривая как-то свою главную кухню и пекарню, заметил её и повелел, чтобы теперь она приносила ему кувшины с кровью.

Но само это было не настолько плохо, ведь она была вынуждена стоять у большого каменного дренажа на кухне, где подвешивали овец, коров и кур, чтобы перерезать им горло и слить кровь, а также смотреть, как люди умирают так же, как домашний скот. Один из тех, кто умер — та самая женщина, чью кровь она только что вылила из кувшина, была горничной, ее подругой. Служанка отдала всю свою кровь для ванны Куруванди по единственной причине — она уронила буханку хлеба в его присутствии.

Рабы вносили свой вклад в ванну Куруванди и за меньшее.

Куруванди подтащил дрожащую девочку к себе и грубо поцеловал её в губы. Кровь с его лица измазала и её. Он потянул рабыню в ванну к себе. Она боролась некоторое мгновение. Но вскоре его напор увеличился, и, почувствовав, как его пальцы глубоко погрузились в ее плоть, она перестала сопротивляться. Она знала, что от борьбы будет только хуже.

Он снова поцеловал ее. Она попыталась поцеловать его в ответ в порядке самообороны, но не могла думать, ни о чем, кроме как о крови на его лице; крови, что теперь впиталась; крови, что пропитала и её набедренную повязку.

— Пожалуйста, — прошептала служанка. — Отпустите меня. Кровь… Меня тошнит от нее.

Куруванди схватил несчастную за волосы и притянул её лицо близко к своему. — Ты должна быть польщена, девушка. Я Куруванди. Твой царь. Кровь всех поколений Куруванди течет в моих жилах.

— А кровь невинных течет по вам, — ответила девушка.

Не успели эти слова вылететь из ее рта, как она осознала, что была обречена.

Но затем Куруванди улыбнулся. — Ты права.

Он притянул ее к себе и поцеловал. Укусил за губу. Девушка издала крик. Он притянул ее голову к ванне с кровью и стал удерживать её под поверхностью. Рабыня боролась лишь мгновение, но воля к жизни в ней не была слишком сильной.