В тот год решился он под Рождество отца навестить. Купил подарки, бутылку водки, всякой городской снеди и подъехал вечером к дому на такси.

Едва открыв калитку, лицом к лицу с. отцом встретился.

— Чего тут потерял? На што приперся? Кто ждет тебя здесь? — схватился старик за метлу, не желая слушать сына.

Хорошо таксист уехать не успел. Егор торопливо вскочил в машину. Его трясло от стыда. Старик опозорил на всю улицу. Будто забыл, что он прежде всего — отец.

К Феньке и детям он не рискнул показаться. И лишь через три года его с трудом разыскала мать. Не выдержало сердце. И, позвав сына в скверик перед домом, тихо плакала рядом.

— Как там в селе, мама? — спросил он, обняв ее ссутулившиеся плечи.

— В деревне все отменно. Отсеялись к времени, слава Богу. Все живы, — умолкла на полуслове. И, проглотив колючий комок в горле, продолжила: — Отец вот прихворал. Совсем слабый стал. Не видит ничего. Как ты уехал, слепнуть начал. Фершал был. Оглядел, сказал про нервы. Да где им взяться? — отмахнулась она слабо.

— Как там мои?

Мать голову нагнула, вытерла лицо концами платка.

— Славик школу кончил. Хочет в строительный институт поступать. Рая через год техникум закончит.

— Как? Какой? — удивился Егор, забыв, что дети имеют привычку расти и взрослеть.

— Она по твоему следу пошла. На финансы учится.

— Где она учится? В Смоленске? Здесь, рядом?

— Да нет. В Москву ее колхоз направил, чтоб свой бухгалтер был, доморощенный. Она скоро на каникулы приедет. Красивая девочка растет. Вся в Феньку! Ну чисто ее портрет. Глаз не отвести. Шибко пригожая.

— Алешка как?

— В школу ходит. Отличник. Весь в тебя. Головастый. Науку на лету за хвост ловит. И послушный, уважительный малец.

— А Фенька как? Замуж вышла?

— Она нынче опять на телятнике. Откормочную группу взяла. Ну и ничего, хорошо получает. Воду в дом они провели. Я тебе говорила, что у нас котельную построили? Так вот нынче во всех домах горячая вода с кранов бегить. И отопляемся не печками, батареи провели. В избах теплынь всегда. Твои даже баньку пристроили. Мы к ним мыться нынче ходим.

— Как живут они? Все здоровы?

— Верхний этаж строют. Чтоб когда дети семьи заведут, просторней было бы, да с дому не убегали б… В примаки, — с укоризной глянула она на сына и продолжила: — Все здоровы. К Феньке сватались. Яцков Иван Семенович, может, помнишь, механик наш. Отказала она ему. Отлуп дала.

— Отчего же?

— Сказала — одного кобеля хватит… Не станет детей позорить. С тем и выставила мужика.

— Как хоть в доме? Огород, скотина — в порядке? — Егору хотелось знать все подробности.

— А что сделается им? Ты вот чего не испросишь, на чьей фамилии они нынче? Дети сменили ее и взяли матерню — девичью. Не Торшины они нынче, а Токаревы. Отчество сменить просили. Да не дозволили. Власти не согласились, — всхлипнула мать.

— Отреклись, выходит?

— Тебе ль рот открывать? Уж молчи! — попрекнула зло и сказала тихо: — Я-то к тебе неспроста. Отец совсем слабый. Коль что плохое сдеется, хоть напослед покажись. Не осрами нас.

Вскоре она ушла. А Егор через неделю забыл о ее приезде.

Прошел еще год. И как-то Нина Николаевна пожаловалась, что трудно стало концы с концами сводить на малые зарплаты, предложила Егору устроиться сторожем в магазине.

— Ну что там сложного? Пришел после работы, поел, отдохнул и на дежурство. А в магазине — тепло. Ложись и спи.