Леденцов вспомнил, что Шатра теперь у него нет и применять систему негде. И внутренняя натужная струна сразу ослабла. Он забылся.

…Милицейский «газик» несся на предельной скорости, с сиреной, с мигалкой. Леденцов бешено рулил. «Куда ты, глупый?» — кричала мама. «Куда ты, лейтенант?» — кричал Петельников. «Куда ты, балда?» — кричал сержант Акулинушкин. «Куда ты, Желток?» — кричал Бледный. Но Леденцов несся, никому не отвечая, потому что сам не знал куда…

Что-то звякнуло. Он открыл глаза и увидел за окном белый день. Часы подтвердили: одиннадцать. Леденцов вскочил, стряхивая вялость и странный бессмысленный сон. На работу можно не ходить — отгул, — но Мочин…

Он надел спортивный костюм, раздумывая, делать ли в столь поздний час зарядку. Мама была на кухне, ожидая его с завтраком.

— Доброе утро, — сказал он, подставляя небритую щеку.

— Боря, что за юноша полчаса смотрит на наши окна?

Леденцов подошел к окну. У скамейки, где вчера они ворковали с Иркой, стоял Бледный. Разбираться пришел, бить, куда-нибудь заманивать или просто для разговора? Не одеваясь, Леденцов сбежал по лестнице и вышел под опавшие деревья.

В обычном настырном взгляде Бледного силы не было. Плоские щеки показались вялыми, как у плачущего. Неужели он испугался нового Леденцова, уже работника уголовного розыска?

— Ирка пошла травиться, — невнятно сказал Бледный.

— Куда пошла?

— Не сказала.

— Да где она?

— Никто не знает.

— Я знаю, — бросил Леденцов уже на ходу.

27

Они поймали такси. Леденцов торопил водителя, разговаривал с Бледным и прислушивался к своему телу: по плечам, спине и животу растекался омерзительный холодок. Подобные ледяные мурашки морозили его, когда снимал золотые часы со стюардессы. Что это? Новый вид страха, когда боишься не за себя и вообще вроде бы никого не боишься? Но ведь он бросался под ножи и пули, чувствуя лишь удаль, похожую на кратковременное опьянение… И никаких стылых мурашек.

— Где ты ее видел?

— Не я, Шиндорга. Вываливается Ирка из аптеки, а в руках килограмм снотворных таблеток. Говорит, передай банде, что больше не увидимся. Прости, мол, и пока.

— Ну а что, почему?..

— Туман.

— А Шиндорга?

— Чурка! Надо бы снотворное выбить из рук.

И Леденцов понял: она замкнулась и никому и ничего не сказала. Даже ни с кем не встретилась. Почему? Видимо, была так ошарашена его коварством, что ей стало не до шатровых.

— Ты куда везешь? — спросил Бледный.

— К Ирке домой.

— Да я был, нет ее!

— Она там, — заупрямился Леденцов.

Таксист, встревоженный странным разговором, ехал скоро. Может быть, пугал и пассажир — в тренировочном костюме, в тапочках, всклокоченный, небритый, неумытый. Водитель вкатил во двор, к самому флигелю. Леденцов хотел было расплатиться, но вспомнил, что его «тренировки» не имеют даже карманов. Бледный сунул таксисту пятерку и припустил за Леденцовым.

На лестничной площадке они стали. Леденцов принялся безостановочно давить обглоданную кнопку звонка, но дверь не открывали.