Проинструктировал маму, все ей объяснил и рассказал. Мама даже согласовала с ним вопросы, которые ей хотелось бы задать гостье. Но Ирка сидела нервно и со страхом на лице вертела свою фенечку. Впрочем, поддерживать беседу — обязанность хозяйки дома. Но на лице хозяйки дома он увидел то недоумение, которое расстраивает все замыслы.
— Я детей люблю, — сказала Ирка с такой нотой, будто уже знала, что ей тут не поверят.
— Не сомневаюсь, — коротко заверила Людмила Николаевна.
— Хоть мальчиков, хоть девочек. Мне без разницы. У нас в третьем корпусе жила молодая пара, ребенка ждали. Отцу хотелось мальчика. Вычитал в иностранном журнале, что беременная мать должна пить уксус. И поил каждый обед. Верно, родился мальчик, но с кислым выражением лица.
— Пейте кофе, — только и нашлась Людмила Николаевна.
Леденцов предупредил Ирку насчет жаргона, но забыл про ее неиссякаемые байки.
— Я стариков уважаю…
— Давай выкладывай, — начал он злиться.
— Есть еще те детки. Мне лифтерша рассказывала. Выглянула поздно вечером в окно, а на балконе, который повыше и наискосок, ноги торчат. Думает, привиделось. И верно, утром ног нет. Глянь вечером, а они опять торчат. Так три дня подряд. А там старушка жила с сыном. Старушка-то давно уже на улицу не выходила. Пошла лифтерша в милицию… И что? Старушка померла, а сынок-алкаш, чтобы получить ее пенсию, скрыл и на ночь мертвую мамашу на холодок выносил.
— Невероятная история, — вздохнула Людмила Николаевна.
Леденцов Ирку не узнавал. Вчера она сама сварила кофе и всех напоила, были у нее и манеры, и простота, смеялась и неплохо шутила, поддерживала разговор и задавала толковые вопросы, съела килограмм овсяного печенья… Она даже капитану понравилась. А сегодня ее подменили. Кто и почему? Леденцов пристально глянул на маму. Кто и почему?
Можно продумать встречу до мелочей, исключить все бестактные вопросы, выставить старинный фарфор и сварить отменный кофе… Можно сидеть кротко и вежливо улыбаться. Но мама забыла про ту самую душу, о которой она с ним говорила вечерами; забыла сказать, что душу не спрячешь ни под красотой, ни под ученой степенью, ни под улыбкой. В маминых глазах как бы отразился и наряд Иркин, и вульгарность, и неумение пить кофе, и дикие истории — в них стоял плохо спрятанный ужас. Если все это увидел он, неужели не видела Ирка?
— Что ты хочешь нам доказать? Зачем? — прямо спросил Леденцов.
— Вы не думайте, мне ученый предложение делал…
— И что ты ответила? — повел разговор Леденцов.
— Я ответила, что все ученые дураки.
— Почему же дураки?
— Конечно, дураки. Были бы умные — атомную бомбу не изобрели бы, — сказала Ирка, глядя откровенно в глаза хозяйки.
Людмила Николаевна как-то встрепенулась и слегка покраснела, принимая вину за атомную бомбу. Она поставила чашку и тоже откровенно посмотрела на гостью.
— Ира, вам очень хочется выйти замуж?
— А вам разве не хочется?
— Я не умею влюблять в себя мужчин, — сказала она резковато, и сказала неправду, лишь бы намекнуть.
— А я вас научу, — почти пропела Ирка.
— Научи, научи, — подстрекнул Леденцов.
— У вас элегантное лицо, Людмила Николаевна. Женщина должна носить голову, как цветок…
— А мужчина — как плод, — вставил Леденцов, присматриваясь к Ирке.
— Прическу вам надо сделать при свете полной луны, на свежем воздухе: тогда она станет особенно нарядной…
Говорила Ирка не свое, будто представляла моды, но голос с каждым словом поднимался выше и выше. |