— Они давно уже при коммунизме живут!

— Горбатым евоная баба командует!

Я с удивлением прислушивался к выкрикам, поскольку не предполагал, что за казённым забором может существовать столь широкое свободомыслие. Хотя объявили гласность и так далее, люди не спешили всем этим воспользоваться, не торопились объявлять своё мнение во всеуслышание, предпочитая шептаться на кухнях. Впрочем, их осторожность была не лишней, что подтвердил своим появлением начальник отряда. Он, стоя у открытой двери, послушал выкрики своих недовольных подопечных, вошёл и переключил телевизор на другую программу. На экране под классическую музыку закружились и запрыгали фигуристы.

— Охолоньте от политики, — спокойно сказал Зубов. — С коммунизмом разберутся те, кому это положено, а вы заглохните и посапывайте в тряпочку. Разрешаю отдохнуть, ночью свободная смена идёт на станцию, разгружать вагон.

Это известие повергло присутствующих в уныние, но не всех. Из казармы раздалось сразу несколько голосов:

— Ас чем вагон?

— С шампанским, — весело сказал лейтенант. — Наполовину с шампанским, и наполовину с шоколадом.

— Нет, правда, с чем?

— Цемент россыпью, — рассердился начальник отряда. — Всю ночь вёдрами будете таскать!

Больше вопросов не было.

Зубов подошёл к столу, на котором лежала почти готовая стенгазета.

— А ты, Конев, молоток! — похвалил меня лейтенант. — И вполне талант, такие люди нам нужны.

Начальник ушёл, а вокруг меня сгрудились несколько неодобрительно поглядывающих на меня личностей явно бандитского вида: на шеях наколки в виде колючей проволоки, на угрюмых рожах шрамы, руки в карманах и сжаты в кулаки.

— Ну, и что за талант тут у нас объявился? — пробурчал верзила, явный главарь этой шайки, и потянул на себя лист ватмана со стенгазетой. Несколько карандашей упали на пол, но я не стал за ними нагибаться, чтобы не подставить себя под неожиданное нападение: могли ударить исподтишка, для этих никаких запретов в драке не существовало.

Честно говоря, угроза заставила меня похолодеть, она была нешуточной и опасной своими последствиями: покажи я слабину, дрогни, и мой будущий статус в этой стае был бы определён на все дальнейшие два года — где-то ниже плинтуса. Эта опасность помогла мне собраться, в голове появилась лёгкость и во всём теле ощущение силы.

— Ещё не прописался в отряде, — глумливо ломая слова, произнёс главарь, — а уже лёг под актив. А ты знаешь, пидор, что за такое бывает?..

И он потянулся к моему лицу грязной лапой. Я отшатнулся и сделал шаг назад.

— Что, обхезался? Это зря: твоё очко, пидор, должно быть чистым.

Мерзкие слова резанули мою душу наждаком, и я, не замахиваясь, ударил обидчика носком сапога в колено. Раздался визг, блатарь рухнул на пол. Но на меня, набычась, кинулся верзила и так долбанул в грудь, что я отлетел к стене, но устоял на ногах и от следующего удара успел уклониться в сторону и ткнул в сопатку другого жулика. В этот момент верзила достал меня крепким ударом в ухо. Я отлетел к столу, где лежала стенгазета, и, наверняка, упал бы на пол, но меня удержал Костя.

— Что за хипеш? Почему разрешение у дежурного не спросили? Кулаками махаться идите на улицу или в умывалку, если не бздите отрядного. У него хватит силы, всем так наставит банок, что никто на задницу неделю не присядет.

С ворчанием и угрозами свора отвалила прочь, а Костя весело хлопнул меня по плечу:

— Это они на каждого новичка наваливаются.

— И на тебя тоже?

— А как же? — ухмыльнулся Костя. — Но я в этих делах битый.