– Мистер Норбет, – наконец вымолвил ои, – не хочу показаться невежливым, по мне необходимо поговорить с мистером Уивером наедине.

Казалось, оскорбление ничуть не задело священника, но, возможно, ему было неловко оттого, что он сказал лишнее. Он улыбнулся ивстал, взяв свою шляпу.

– Я приду, в более удобное время, сударь, – Он поклонился нам обоим и исчез.

Я даже не пошевелился, чтобы встать со своего стула. Сарменто стоял. Я наслаждался властью, которую давала мне его растерянность.

– Я не знал, что вы принадлежите Англиканской Церкви, – сказал я спокойным и непринужденным тоном. – Что об этом думает мой дядя?

Сарменто сжимал и разжимал кулаки.

– Вы застали меня врасплох, Уивер. Вы правильно думаете, что ваш дядя ничего не знает. Не думаю, что он смог бы это понять, но я обрел дом в Церкви и не позволю судить меня вам, человеку, которому вовсе неведомо религиозное чувство.

– Я отлично помню, – сказал я насмешливо, – как вы упрекали меня в том, что я слишком похожу на англичанина в своих речах. «Мы так не говорим», – говорили вы мне. Вы хотели запутать меня своим обманом?

– Именно так, – резко сказал он.

– Хотелось бы знать: вы с такой же легкостью и других обманываете? Поймите, сударь, я пришел сюда не затем, чтобы обсуждать с вами религиозные вопросы. Мне все равно, во что вы верите и кого почитаете, хотя мне не все равно, что вы играете в игры с совестью моего дяди. – Он хотел меня перебить, уверен, чтобы сказать что‑то оскорбительное, но я не позволил ему этого сделать. – Я пришел спросить вас, сударь, почему вы были в толпе зевак давеча, после маскарада.

– С какой стати, – резко сказал он, – я должен отвечать на ваши оскорбительные вопросы?

– С такой, – сказал я, вставая и поворачиваясь к нему, – что я хочу знать, были вы замешаны в убийстве моего отца или нет.

Его лицо посерело. Он отпрянул, словно я ударил его по лицу. Он был похож на марионетку в кукольном театре в Смитфилде. Его рот беззвучно то открывался, то закрывался, а глаза вылезли из орбит. Наконец он обрел дар речи и начал лопотать:

– Вы же не думаете… вы не можете допустить, что… – Потом что‑то в нем щелкнуло, как в шестеренке механизма. – Для чего мне было бы убивать Самуэля Лиенцо?

– Так что вы делали в толпе зевак на Хеймаркет? – потребовал я.

– Если вы подозреваете всех, кто был в толпе, – сказал он запинаясь, – вам придется потратить немало времени, чтобы переговорить с каждым. И какое отношение эта толпа имеет к убийству вашего отца?

– Толпа меня не интересует, – сказал я грубо. – Я подозреваю вас.

– Полагаю, многие в королевстве сильно удивятся, узнав, что, по еврейскому поверью, каждый, кто обращается в христианство, совершает убийство.

– Не изображайте передо мной ненавистника евреев, сударь. – Я почувствовал, как кровь прилила к моему лицу. – Мне эта риторика слишком хорошо знакома, чтобы считать ее оскорбительной, особенно когда она исходит из ваших уст. Что вы там делали, Сарменто?

– Как вы думаете, что я мог там делать? Искал Мириам. Я знал, что она подвергает себя риску с этим подлецом. Я хотел удостовериться, что он не посмеет сделать ничего порочащего ее репутацию. Случайно нас разъединили, и я оказался в толпе, окружившей человека, которого вы убили. Я видел, как вас схватили констебли, но я мало что мог для вас сделать. Трудно быть вашим защитником, когда столь нелестно о вас думаешь.