Совершил 19 переходов через границу с целью получения и передачи сведений о Сов. России».
<style name="11">Откуда были взяты эти сведения, прокурору Генеральной прокуратуры РФ, тщательнейшим образом исследовавшему все материалы дела, так и не удалось установить. Голословное обвинение. Никаких доказательств инкриминируемых ему преступлений. И смерть от неожиданной пули в затылок на короткой пятиступенчатой лестничке, ведущей в подвал... Смерть, в возможность которой он, наверное, до последней минуты не верил.
<style name="11">Такие же фантасмагорические, ничем не подкрепляемые обвинения следователи предъявили арестованному в день международной солидарности трудящихся, свинцовым майским утром двадцать первого года, флагманскому интенданту штаба морских сил Балтфлота Г. Д. Дмитриеву. Что тем более обидно, учитывая, что это был юбилейный для Георгия Дмитриевича год — ему исполнялось 30 лет, — а также и то, что, в отличие от многих других арестованных кронштадтцев, флагманский интендант был уроженцем этого сурового, но и прекрасного города, очень его любил, имел здесь множество родных и друзей, и арест был не просто неожиданностью для моряка, но и взрывом существования для большой группы людей, ценивших рассудительность и стремление жить по законам православия, характерные для Георгия Дмитриевича. Но хлопоты родных и друзей, конечно же, не помогли и в малой мере.
<style name="11">Балтийский моряк, однако же, держался на допросах уверенно, перед следователем не заискивал, чужой вины на себя не брал, друзей не выдавал и перед советской властью не расшаркивался. С первого же допроса категорически отрицал свое участие в какой бы то ни было антисоветской организации. Одно дело — симпатии или антипатии, другое дело — активная, тем более — вооруженная борьба.
<style name="11">На допросе 12 мая 1921 г. этот человек (чем дальше я читал его показания, тем больше он мне импонировал) показал, что после 1917 г. он политикой не занимался, а если и занимался, то как «дилетант» (слово это следователя насторожило, но как подстегнуть его к суровым обвинениям в терроре, он не решил, а только красным карандашом подчеркнул, да так и оставил — для дальнейшей разработки, на которую времени уже не хватило). Более того, Дмитриев, честно глядя в глаза следователю, согласился с тем, что власть советов отвечает сложившимся на сегодня условиям жизни, и потому бороться против нее он считал делом бессмысленным. Что же касается возрождения России, подчеркнул Дмитриев, то сделать это могут только русские — своим трудом, сплоченностью и умением. Какая при это будет власть, не так уж и важно, — нужно перестать искать вокруг врагов, объединиться и начать работать. Иначе нам все время будет кто-нибудь мешать. В то же время Георгий Дмитриевич, разговорившись, видимо, и расположенный к продолжению беседы внимательным сочувствием следователя, покритиковал и власть, против которой, как уже отмечалось, принципиальных возражений у него нет. А покритиковал за методы борьбы с инакомыслящими. Так и сказал: «Я не разделяю взглядов правящей коммунистической партии на религиозные вопросы, методы борьбы с политическими противниками, террор, преследование инакомыслящих» и т. д.
<style name="11">И добавил: «Относительно антибольшевистских организаций в России и за границей я знаю то, что знает каждый из периодической печати».
<style name="11">Вполне пристойный ответ. Никаких доказательств его «преступной деятельности». Никаких показаний свидетелей, уличающих Дмитриева в преступлениях против не сильно любимой, но воспринимаемой с терпимостью власти. Так что же, извиниться и отпустить? Или направить на принудработы — все-таки социально, мягко говоря, не близкий человек, опять же, имеет наглость не разделять взглядов правящей коммунистической партии. |