— И никакого связника у меня нет.
— Так ли, бывший комбриг Лазарев?.. Кого вы ждали тридцать первого декабря у дома комдива Саблина?
— Деда Мороза,— угрюмо процедил комбриг.
— Шутить вздумали? — следователь прошелся от стены до стены. — Как бы опять не пришлось каяться...
— Какие уж тут шутки... Новый год собирался встретить...
— У комдива Саблина? Вместе с начштаба авиабригады Кузьмичевым?
— Не вижу в том никакого криминала.
— Не вам судить.
Наблюдая за работой следователя как бы со стороны, Дорошенко с замиранием ощутил свою полную обреченность. Все тут давно решено и расставлено по полочкам. Допытываясь и уточняя, майор не столько интересовался ответами, сколько пытался внушать, как какой-нибудь гипнотизер.
— Еще раз спрашиваю, Лазарев, кому вы назначили встречу в указанный день?
— Барышне, я уже говорил.
— Ах, барышне! И барышня, конечно, опаздывала?
— Уж так получилось.
— Между прочим, барышни тоже могут быть завербованы фашистской разведкой... Последний раз спрашиваю: где и когда вы встречались со связником? — майор остановился за табуретом Дорошенко.— Или с кем видели этого гражданина?
— Категорически отметаю все обвинения в измене! — комбриг Лазарев до крови прикусил губу.— Гражданина не знаю, никогда его раньше не видел.
Следователь вернулся к столу и записал показания.
— Подпишите,— он поманил Лазарева.
— Ничего не буду подписывать.
— Будете, еще как будете! — майор вызвал конвоира.— Уведите арестованного... Выкручивается, сволочь,— как бы про себя пробормотал он.— Ну, ничего, мы выкорчуем шпионское гнездо до самой верхушки...
Раздраженно обмакнув перо, он занялся какой-то писаниной, не обращая внимания на окончательно сникшего Дорошенко.
Исписав целый лист, майор удовлетворенно накрыл его заляпанной розовой промокашкой и устало потянулся.
— Встать! — вдруг скомандовал он, упруго приподнявшись, и мастерским «крюком» обрушил Дорошенко на пол. Затем несколько раз расчетливо ударил по ребрам носком сапога. Корчась от боли, Григорий едва успевал прикрывать голову. Избиение прекратилось так же внезапно, как и началось.
— Утречком увидимся снова,— заверил следователь.— Советую хорошенько подумать.
Но назначенная встреча — Дорошенко ждал, страдая от неизвестности,— так и не состоялась. Два долгих, отравленных безысходностью дня и две изнурительных ночи прошли в одиночестве. Кости болели, но не смертельно.
Промучившись в неведении, Григорий почти обрадовался, когда заскрежетали отворяемые засовы и его выкликнули на новый допрос. Скрывая колотивший озноб, переступил он порог знакомого кабинета.
На месте майора сидел другой человек, в котором Дорошенко не сразу признал снявшего его с поезда лейтенанта.
— Пройдите, Вовченко,— пригласил он, указав на табуретку.
Григорий робко присел, стараясь не глядеть на широкий подоконник, где рядом с горшком бальзамина лежала ватная телогрейка. |