Из раскрытой дверцы возка тем временем опустилась на дорожку одна нога, другая. Подхваченный холопами под руки, наружу выбрался боярин, одетый всего лишь в шитую золотом и самоцветами ферязь, в меховой остроконечной шапочке и - большущих безразмерных валенках. Гость поднял голову… И Андрей, прислонив посох к столбу, стремглав слетел по ступеням, забыв про церемонности шестнадцатого века:

    -  Юрий Семенович! Дядюшка! Боже мой, какими судьбами? Как я рад тебя видеть! Пошли вон, - небрежно отстранил князь чужих холопов и подставил князю Друцкому свое плечо. - Сколько же мы не виделись? Год? Два?

    -  Дядюшка, дорогой!

    Этикет перепутался окончательно. Полина, не дожидаясь приглашения мужа, сама вышла с ковшом горячего, дышащего пряным паром сбитеня, увидела того, кто с детства заменял ей отца, и тоже, забывшись, сбежала к гостю вниз. А теперь не знала, куда деть угощение. К счастью, князь Друцкий не стал дожидаться приглашения, сам забрал у нее корец и быстро осушил, с наслаждением крякнув:

    -  Эх, соскучился по домашнему! Хорошо… - Он отер бородку, сунул пустую посудину ближнему холопу, обнял Полину и крепко в обе щеки расцеловал: - Здравствуй, доченька. Ой, да до тебя и не дотянуться. Никак опять на сносях?

    -  Сына к лету ждем, дядюшка. Ой, да что же мы тут стоим? В дом, в дом пойдемте. Банька ужо часа два как топится, стол накрыт. Подкрепитесь с дороги, да с Божьей помощью и попариться до полуночи успеете.

    -  Спасибо, доченька, за заботу. Да видишь, ноги что-то слушаться не желают. Ослабли совсем, мерзнут все время. Видать, Господь напоминает, что отходил я свой срок по земле грешной. Пора и в иной мир сбираться.

    -  Что ты, дядюшка Юрий Семенович?! - испуганно всплеснула руками Полина. - Как речи такие вести можешь? Тебе еще не один год судьбой отмерен!

    -  Один, не один, - вздохнул старик, - да уж, как видно, пора.

    -  Ерунда, - перекинув руку гостя себе через плечо, Андрей стал вместе с ним подниматься по ступеням. - Ныне же в баньке пропарим, жиром медовым натрем, лихоманка и отпустит. Куда ей супротив русского пара устоять?

    Первое угощение для путников было довольно скромным: сочиво, кутья, маковое молоко с медом, сыто. Только чтобы червячка с дороги заморить. В баню, известное дело, с набитым брюхом идти тяжело. Никакого в ней при этом удовольствия. И пар душным кажется, и в прорубь прыгнуть не тянет, и с полка вставать лениво.

    -  Вы покамест согрейтесь, - проводил гостя вместе с холопами до дверей Андрей. - А я, не обессудьте, чуть позднее подойду. Мазь обещанную на медвежьем жиру в погребе отыскать надобно. Забыл уж, куда сунул. Осенью снедью заставили.

    -  Не беспокойся, Андрей Васильевич, - отмахнулся князь Друцкий. - И лекари, и знахари разными зельями уж всего перемазали. Нет с этого никакого толку. Христианину честному смерти страшиться ни к чему. Я хоть ныне же причаститься готов.

    -  Нет уж, нет уж, Юрий Семенович, - снял седую волосину с ворота ферязи Зверев. - Обещал, так обещал.

    В дверях он поддержал гостя под локоть, а когда за холопами затворилась тяжелая створка, щелкнул пальцами:

    -  Пахома ко мне, немедля! - И поднес к глазам добытый у беспечного смертного волосок.

    Мазь у Андрея находилась всегда в одном и том же месте - в погребе над притолокой. Там, где снадобья дворня даже случайно не побьет. Обычный густой жир, куда при нужде можно и взвара травяного добавить, и настойки, и горчицы, и дегтя, и календулы - смотря от чего лечить надобно.