Изменить размер шрифта - +
Унеси все хитки и притки, уроки и призоры, щипоты и ломоты, зобу и худобу, черный глаз, темное слово, худую думу. Унеси, матушка-вода, золотой струей в чисто поле, зимнее море, за топучие грязи, за зыбучие пески, за осиновый тын. Слово мое крепко, дело мое лепко. Аминь».

    Зверев осенил себя знамением - не ради заговора, а для успокоения холопа, опасающегося чародейства и чернокнижия. Раз крестится - значит, православие не отринул и безбожия в творимых чарах нет.

    -  Спасибо, Пахом Можешь прятать. - Он отер клинки о рукав, спрятал в ножны. - А я в баню пойду. Времени уже много, как бы полночь не застать.

    В парилке густо пахло хлебом. Любимая женушка на стол пива подавать не стала - пост все-таки, - а вот для бани не пожалела. Пивной пар, знамо дело, самый ядреный и лечебный, кожу очищает и от хрипоты с кашлем спасает.

    Холопы Друцкого вид имели весьма соловый. Видать, про Великий пост в дороге подзабыли, и хмельной напиток употребили не только на каменку. Бочонок на пятерых - доза не убийственная, но вполне заметная.

    -  Хватит с вас, добры молодцы, - скомандовал им Зверев. - Оставьте меня с князем наедине.

    -  Никак, принес все же снадобье свое? - кряхтя, поднялся гость. - Не дадут старику помереть спокойно.

    -  Ты еще всех нас переживешь, Юрий Семенович, - отрезал Андрей. - Давай-ка, чуть выше тебя подниму, на второй полок. Нам ведь чем теплее, тем лучше.

    Князь Друцкий и вправду выглядел не лучшим образом. И без того никогда не страдавший излишней полнотой, ныне он и вовсе иссох: щеки провалились, нос заострился, кожа стала дряблой и морщинистой, мокрая седая бороденка слиплась и превратилась в подобие растрепанной бечевки. Мышцы на ногах почти исчезли - только кости да жилы остались. Не мудрено, что удержать тяжелые зимние одеяния такие конечности не могли. Тело-то у старика было легоньким, раза в два легче шубы.

    -  Сейчас, освежу, - пробормотал Андрей, выливая наговоренную воду в шайку, добавил кипятка и плеснул на старика, тут же подсунув под него деревянный тазик: хоть немного смытой воды полагалось выплеснуть на перекрестке дорог: чтобы лихоманка в иные края уходила. Затем он быстрыми, уверенными движениями втер мазь немного выше и ниже колена, ополоснул руки: - Все, Юрий Семенович, готово. Смывать зелье не нужно, пусть впитается.

    -  Коли не надо, так и не стану, - не стал спорить князь, сел на полке, глубоко вдохнул: - А ведь согрелся я в бане, твоя правда. Однако же валенки все ж одену, не обессудь. Боязно холод обратно в кости пропустить. Тяжко он выгоняется, тяжко. Совсем замучил, покуда я до княжества твого добрался.

    -  Не бойся, Юрий Семенович, у меня не замерзнешь. Сейчас ради праздника согревающего чего за столом выпьешь - и вовсе любая хворь пропадет. Одевайся, княже, и пойдем. На пустое брюхо лечиться - только снадобья зря переводить.

    В трапезной дворня уж заждалась. Без хозяина садиться за стол никто не смел, и все толкались вдоль стен и в коридоре: холопы, в сече проливающие кровь бок о бок с князем, а потому достойные разделить княжескую трапезу, княгиня и ее доверенные ключницы, няньки и приживалки. Обычные смерды уж давно сидели на кухне за угощением - а самые близкие к хозяину слуги, получалось, маялись от голода.

    Андрей, решительно пройдя вдоль ряда склоненных голов, занял место во главе стола, приветил гостя, указав место одесную от себя, затем ошуюю, ближе к сердцу, посадил на законное место Полину. Прочие сотрапезники засуетились, тоже усаживаясь. Холопы Друцкого - возле господина, приживалки - слева от княгини.

Быстрый переход