Как насчёт того, чтобы остаться здесь со мной и всеми тремя детьми, пока Дерек и Рейган побудут наедине?
Рания прищуривает глаза на мужа, но читает что то в его взгляде, какое то сообщение, которое только они вдвоем могут понять. Она кивает и пожимает плечами:
– Окей.
Дерек берёт меня за руку:
– Пойдём. Прокатимся на машине.
Что то происходит:
– Мы не можем просто…
– Конечно, можете, – Хантер машет на нас руками. – Мы приготовим ужин и посмотрим кино. Идите.
Я очень этого хочу, потому что с тех пор, как заболел Хэнк, у нас с Дереком не было времени побыть наедине. Чувствую вину за то, что хочу присвоить Дерека себе, тем более что ясно, что Хэнк долго не протянет.
– Давай, детка, – шепчет Дерек мне на ухо. – Всего час или два.
– Ладно, – вздыхаю я. – Дай мне привести себя в порядок.
Дерек просто тянет меня за руку, вытаскивая наружу:
– На фиг, мы просто будем пахнуть, как лошади.
Я снова вздыхаю и позволяю ему утащить меня в сарай. Я седлаю Генри, он седлает Мирабель. Почему то я знаю, куда мы идем: на поляну. Я усаживаюсь верхом, позволяя Генри самому выбирать дорогу, наслаждаясь прохладой вечера, Дерек едет рядом со мной, улыбаясь мне время от времени.
Он определенно что то задумал.
Моё сердце начинает колотиться, когда я пытаюсь не надеяться, что он планирует то, что я думаю, он планирует.
Не не не. Даже не думай об этом. Ты любишь его, он любит тебя. Это всё, что тебе нужно. Хотя это не так…
И вот я еду верхом и смотрю, как покачивается его спина. К тому времени, как мы въехали на нашу поляну, я оградила себя от надежд. Тем не менее, когда он останавливает Мирабель на поляне, медленно и осторожно спешивается, перекладывая вес на здоровую ногу и прыгая для равновесия, я понимаю, что происходит что то значительное.
В центре поляны расстелено огромное одеяло. Стоит корзинка для пикника. Бутылка шипучего виноградного сока, два бокала. Вместо свечей походный фонарь – это же лес.
– Дерек? – я соскальзываю с Генри. – Что происходит?
– Пикник, детка, – он берёт у меня поводья, привязывает обеих лошадей, чтобы они могли пастись. – Садись.
Я сажусь. Дерек оставляет лошадей не рассёдланными, садится рядом со мной на одеяло. Снова улыбается мне, лезет в корзинку.
– Её собирали парни, поэтому набор скудный. Немного сыра «Бри» с крекерами, колбаска, фрукты… – приподнимает бутылку с соком. – Это вместо вина, потому что сейчас тебе нельзя алкоголь.
Паниковать ведь ещё рано, да?
Мы едим, говорим о случайных вещах, которые приходят в голову. Наконец, Дерек бросает на меня взгляд, который говорит, что он собирается сказать что то важное. Моё сердце сжимается, поднимается к горлу.
– Так, – он наливает нам ещё сока, чешет кожу там, где нога соприкасается с протезом. – Я много думал об этом. Я хочу сделать карьеру физиотерапевта. Делать то, что парни в спортзале сделали для меня. Мне нужно изучить несколько курсов, чтобы получить сертификат, но это не займет много времени.
Мне бы не чувствовать себя разочарованной, но я чувствую:
– Это отлично, Дерек. Я рада, что у тебя есть план.
– Ну, это только начало. Мои преимущества CRSC (военный термин: критерии оценки и выбора контракта) дают немного пространства для маневра. Мы не сможем долго на это жить, но на первое время будет неплохо, – он берёт меня за руку, трёт костяшки пальцев. – Дело в том, что эту работу я мог бы выполнять в самых разных местах.
Я понимаю, к чему он клонит.
– Хочешь поговорить о том, куда мы переедем, когда продадим ферму?
Он кивает:
– Наверное, надо прикинуть хотя бы несколько мест. |