Должны ли мы перестать пускать на конгрессы по философии всех китайских философов в связи с тем, что правительство в Пекине подвергает цензуре Google?
Я еще могу понять (дабы отвлечься от неудобной израильской темы), когда, узнав, что кафедры физики Тегеранского или Пхеньянского университетов активно работают над созданием атомного оружия в своих странах, кафедры физики в Риме или Оксфорде принимают решение прекратить всяческие институциональные отношения с этими научными центрами. Но не возьму в толк, зачем порывать отношения с кафедрой истории корейского искусства или древнеперсидской литературы.
Вижу, что к новому призыву бойкотировать приложил руку и мой друг Джанни Ваттимо. Теперь предположим (в порядке бреда), что в ряде зарубежных стран пойдут слухи, дескать, правительство Берлускони покушается на священный демократический принцип разделения властей, делегитимируя судебную власть, а также пользуется поддержкой партии определенно расистского и ксенофобского толка. Понравится ли Ваттимо, если в рамках полемики с этим правительством американские университеты перестанут приглашать его в качестве visiting professor, а специальные комиссии по защите прав позаботятся о том, чтобы изъять все его работы из библиотек США? Подозреваю, он примется вопить о несправедливости и заявит, что это все равно что обвинять всех евреев в богоубийстве лишь потому, что синедрион в ту Страстную пятницу был не в духе.
Неправда, что все румыны – насильники, все священники – педофилы, а все, кто изучает Хайдеггера, – нацисты. А значит, никакая политическая позиция, никакая полемика с правительством не должны распространяться на весь народ и на всю культуру в целом. И особенно это касается республики знаний, где именно солидарность ученых, художников и писателей всего мира всегда служила гарантом защиты прав, невзирая на любые границы.
Грамматические тонкости и побоища
После чего я получаю любезное послание от Ваттимо вместе с ворохом писем от читателей, разделяющих его позицию. Ваттимо пишет: «Я чувствую себя человеком, которого попрекнули, что он погрешил против тонкостей грамматики, – я понимаю, что для тебя, как для семиотика, слова и синтаксис чрезвычайно важны, – обсуждая побоище в школе Диас… Но главный вопрос в следующем: сколько итальянских ученых твоего или, прости, немногим меньшего масштаба публично выразили свою позицию по поводу кровопролития в секторе Газа? И сколько сейчас протестуют по поводу задержания Хомского на границе? ”
Но я упрекал Ваттимо, если уж проводить аналогию с побоищем в школе Диас, не за грамматические погрешности, а скорее за желание отметелить в отместку всех итальянских полицейских. С чем, полагаю, не может согласиться ни один здравомыслящий человек. Когда за чьи-то ошибки осуждают махом целую категорию людей или даже целый народ, то, может, это и не будет антисемитизмом, но расизмом – несомненно. Главный вопрос, к которому он апеллирует, состоит не в том, что мало говорят о происходящем в секторе Газа (ужасная трагедия) или о возмутительном отказе в транзитном въезде Хомскому (который, кстати, выступал против бойкота). Главный вопрос касается самого бойкота.
Во всех письмах, что я получил, мне с пеной у рта перечисляют все аргументы против политики израильского правительства, забывая мои собственные слова, что я отнюдь ее не разделяю. Вопрос, который я задал в своей статье, звучит так: можно ли, отвергая политику какого-либо правительства, изолировать от международного научного сообщества всех ученых, исследователей и писателей той страны, где это правительство правит?
Такое впечатление, что мои оппоненты не видят между этими двумя вопросами никакой разницы. Например, Ваттимо, чтобы подчеркнуть, что идею бойкота можно назвать антисионистской, но не антисемитской, пишет: «Неужели считать антисемитами всех тех евреев-антисионистов, которые чувствуют, что эта политика силы ущемляет их религиозные чувства?» Так в том-то и дело. |