Итак, мы можем сделать три очень разных вывода: (i) фактов нет, есть только интерпретации; (ii) все факты мы познаем через свою интерпретацию; (iii) доказательством существования фактов служит тот факт, что некоторые интерпретации оказываются нежизнеспособными, и непременно должна быть некая причина, чтобы мы от них отказались. Блуждание в этих трех выводах вынуждает Ратцингера и многих других воспринимать современную мысль как проявление радикального релятивизма. Однако радикальный релятивизм проявляется исключительно при согласии с выводом (i), к которому, как ни крути, неумолимо склонялся Ницше. Согласие с выводом (ii) провозглашает очевидное. Если глубокой ночью я вижу в поле огонек, мне надо предпринять ряд интерпретационных усилий, чтобы определить, светлячок это, освещенное окно где-то вдалеке, курильщик с зажженной сигаретой, блуждающий огонь или еще что-нибудь. Допустим, я решаю, что это светлячок на расстоянии десяти метров, и хочу его поймать, но когда погоня приводит меня на середину поля, а огонек все так же маячит вдалеке, остается только признать мою интерпретацию ошибочной и отказаться от нее (надо смотреть по ситуации, но я бы, скорее, выбрал версию с лампой в окне). В любом случае я сталкиваюсь с неким явлением, которое независимо от моей интерпретации доказывает ее несостоятельность. То, что бросает ей вызов, я называю «фактом». Факты – это то, что сопротивляется моим интерпретациям.

Моя теория применима не только к природе, но и к текстам. Я уже однажды упоминал увлекательнейший спор, разразившийся среди поклонников «Поминок по Финнегану» (эта книга Джойса прямо-таки напрашивается на интерпретации): вслед за аллюзией на Советский Союз один из читателей обнаружил игру слов – berial вместо burial (погребение, похороны) – и заключил, что это прямая отсылка к Лаврентию Берии, расстрелянному сталинскому министру. Другие читатели тотчас возразили, что Берия стал широко известен уже после написания Джойсом романа, поэтому никакой связи здесь быть не может. Другие же читатели (на грани безумия) парировали, что нельзя исключать наличие у Джойса пророческого дара. Тут в полемику вступил еще один читатель и привлек внимание к предыдущим страницам, где разворачивалась религиозная аллегория, отсылающая к Иосифу, которого дважды хоронили и в связи с которым в Библии дважды упоминается имя Берия: так звали внука Иосифа и сына его брата Ефрема. Существование такого мощного контекста является для меня фактом, и этот факт придает достоверность библейской гипотезе (которая не лишена логики), а не советской (она ничего не объясняет). Порой факты (контекстуальные) опровергают интерпретации.

Факты можно охарактеризовать через их способность сообщать при неверной интерпретации, что выбранный путь – тупиковый. Уверен, подобное определение фактов многим не понравится, но его придерживаются как философы, так и ученые. Если надо отправиться на Луну, от интерпретации Галилея будет больше толку, нежели от теорий Птолемея.

Кокаин для народа

Это понятие встречается у авторов, близко знакомых с гражданской религией, например у Полибия («Всеобщая история», книга VI), который писал о принятых в Древнем Риме обрядах: «…будь возможность образовать государство из мудрецов, конечно, не было бы нужды в подобном образе действий; но так как всякая толпа легкомысленна и преисполнена нечестивых вожделений, неразумных стремлений, духа насилия, то только и остается обуздывать ее таинственными ужасами и грозными зрелищами. Поэтому, мне кажется, древние намеренно и с расчетом внушали толпе такого рода понятия о богах, о преисподней, напротив, нынешнее поколение, отвергая эти понятия, действует слепо и безрассудно… Напротив, у римлян обязательство достаточно обеспечивается верностью клятве, хотя бы должностные лица или послы имели в своем распоряжении большие суммы. Потом, если у прочих народов редки честные люди, для которых общественное достояние неприкосновенно, то у римлян, наоборот, редки случаи изобличения в хищении».