Сани стояли здесь же, задирая оглобли, приткнувшись задками к бревенчатой стене. «Максимы» оставались в санях, но «целились» в серые брёвна конюшни.

Чтобы ими воспользоваться по назначению, надобно было сперва отъехать. Ну это дело недолгое…

Пока офицеры убирали со двора трупы, занося их в конюшню, Исаев с Данилиным выводили лошадей, фыркавших недовольно.

Учуяв кровь, кони испуганно захрапели.

— Но-но, не балуй! — строго сказал Кузьмич, успокаивая животное.

— Первые сани, как запряжёте, — говорил Авинов, — выводите к амбару. Ротмистр, вы как с пулемётом?

— Справлюсь, — улыбнулся тот, уже с четверть часа как вышедший из обычной своей угрюмости.

Казаки-атаманцы с есаулом не стали дожидаться, пока им запрягут, и сами взялись за дело.

— Быстренько, быстренько… — суетился Александр Николаевич.

И тут везению стал конец приходить.

Сначала из одной избы, потом из другой появились махновцы.

Их было немного, человек пять-шесть, и вышли они с мирными намерениями — кому отлить охота пришла, кому покурить да погутарить с «коллегами».

Однако никто не выходил безоружным, хоть наган, но имелся под рукой — жизнь приучила не полагаться на тишь да гладь.

Бандиты не сразу разглядели офицеров, когда же заметили, очень удивились.

А тут и сам Махно нарисовался — вышел на крыльцо, руки в боки, мигом разобрался в ситуации и крикнул:

— Взять их!

Первая пуля, выпущенная Авиновым, досталась батьке. Пок! Пок! Вторая добила Нестора, вообразившего себя то ли Емельяном, то ли Робином.

Перекинув парабеллум в левую руку, Кирилл вооружился маузером — таиться уже было незачем.

На него опять накатило, как на того древнего воина-берсерка, которому всё нипочём.

Сколько всего махновцев?

Двое вышли следом за батькой, один на ступеньках качается, винтовка в руках.

Ещё трое посреди двора торчат, озираются — то на офицеров глянут, то на крыльцо. А батьки уже нет, некому проверить исполнение приказа!

Четверо — нет, пятеро приближаются от дальней избы, тоже с винтарями да с обрезами. И кто-то зашевелился на чердаке…

— Кузьмич!

Старая школа! Исаев и сам уже приметил пулемётчика, пристраивавшегося в окне избёнки.

Выстрел из прихваченной ординарцем трёхлинейки снёс полчерепа любителю стрелять очередями.

Михаил выскочил вперёд, скашивая из «люськи» махновцев, торчавших во дворе.

На троих пули изорвали одежду, отмечая попадания, остальные порскнули в стороны.

Бах!

Качавшийся на ступенях выстрелил в поручика и попал.

Пок!

Качавшегося крутануло на месте, как пародию на балерину, и снесло на перила.

Бах! Ду-дут!

Авинов с Исаевым выстрелили почти дуплетом. Кузьмич своего уложил наповал, а Кириллу пришлось добавить.

Пок!

Всё, патроны вышли. Парабеллум в бурку, кроем махновцев из маузера и нагана.

Бах! Бах!

Вылетевший из сеней бандит завертелся юлой, словив пулю, и перевалился через перила в снег.

Ду-дут! Ду-дут!

Махновцу пробило грудину и разорвало кожух со спины, брызгая кровью и розовыми клочками лёгких. Его подельник корчился рядом, суча ногами.

Сбоку от Кирилла присел Петерс, выцеливая врага из обреза.

Бабах!

Есть, попал! Бандюга выгнулся дугою, роняя винтовку, и покатился сбитой кеглей.

Ду-ду-дут!

Ротмистр, молодец! Развернул сани и садит из «максима»!

Бах! Бах! Ду-дут!

Это уже не наши…

— Кузьмич! Они за конюшней!

— Вижу, ваш-бродь…

Ду-дут!

Ага, готов! И тут пулемётная очередь прошлась от крыльца дальней избы веером, скашивая Александра Николаевича и одного из атаманцев, откалывая щепки от столба, державшего навес над крыльцом, расколачивая бутыль с мутным самогоном, забытую в санях.