Изменить размер шрифта - +

В отряде числилось четыре офицера, один механик и сорок человек солдат, все спецы: мотористы, пулемётчик, слесаря, столяры, шофферы, фотографы.

А в обозе отряда находились четыре легковых и три грузовых автомобиля. Внушительно!

Робко отворив дверь в кают-компанию, Степан осмотрелся и несмело прошёл в пилотскую, где своё место уже занял Томин.

— А когда мне… это… место занимать? — спросил Котов.

— А сию минуту! У нас вылет намечался, чуть не сорвался, а тут ты! Теперь не сорвётся…

Котову сделалось нехорошо.

— А в штаб? — пролепетал он. — Чтоб к писарю… зачислить…

— Да потом! — отмахнулся Томин. — Никуда твой штаб не денется! Мы тебя, ангелочек, прямо в полёте и проверим, все твои пёрышки встопорщим! Ха-ха-ха!

Степан малость растерялся.

Нет, он предполагал, что может угодить в бой, и надо будет убедить беляков в своей лояльности. Но так сразу…

Правда, товарищ Троцкий на все его сомнения реагировал довольно-таки резко — нечего, мол, сопли распускать!

По своим стрелять? Стреляй! Вывезти того офицера — вот главная задача! А если для этого надо будет роту красноармейцев положить… Да хоть полк! Лес рубят, щепки летят…

— Механик! — крикнул Томин. — Зови всех! Мотористов там… Всех! Готовимся.

К зимним холодам надо было относиться серьёзно, и на бомбардировщики были выданы тёплые чехлы, чтобы укрывать моторы.

И незамерзающую смесь выдали, а всё одно — запуск выходил долгим и сложным. Приходилось пропускать горячую воду через радиатор и прогревать каждый мотор по нескольку раз, прежде чем запустить их все.

Впрочем, умельцы и тут выкрутились — приспособили бензиновые грелки, по одной на каждый мотор.

Сперва-то их обхаживали да берегли, а после мотористы и чайники на тех грелках кипятили, и яйца варили.

— Бензина взяли? — громко спрашивает командир корабля.

— Взяли! — отвечает Левин.

— Сколько?

— Тридцать два пуда и ещё семь двухпудовых банок в каюте! Масла три пуда, хватит на двенадцать часов лёта.

— Бомбы?

— Двадцатифунтовки, десятифунтовки — тоже тротилки, двухпудовки, пудовки. Три пятипудовки остались с прошлого вылета.

— Игорь, покажи… Слышь, Котов, по имени-то тебя как?

— Степан! — вздрогнул комсомолец.

— Игорь, покажи Степану, как с прицелом обращаться. Если что, тебя заменит!

Князев кивнул и поманил Котова за собой.

На аэроплане бомбы подвешивались в специальных кассетах, вмещавших по пять бомб весом до трёх пудов.

К правому борту были закреплены лёгкие рельсы, по которым и двигались кассеты — прямо к бомболюку.

— Вот гляди, — сказал Игорь, приседая у колонки рядом с бомбовым люком. В верхней части стойки была подвешена рамка с делениями и двумя стрелками. — Все наблюдения вот через этот визир и деление в рамке. Следишь за ветром, вон — ветрочёт. Прикидываешь примерно прицел, ставишь пятнадцать делений… Норма — тринадцать, но, если по ветру идём, можно больше. Продвигаешь кассету над люком и держишь в руках верёвочку. Вот подходит стрелка прицела, дёргаешь — бомба пошла…

Степан слушал объяснения и только кивал: понимаю, мол.

А в голове звенела пустота. Уж слишком быстро всё произошло. Только-только сел — и сразу взлёт!

— От винта!

Моторы заработали один за другим, наполняя гондолу гулом и дрожанием.

— Степан!

— Иду!

Котов застыл около пилотского стула, занятого Томиным, и неотрывно следил за индикатором скорости «Саф» и за счётчиками оборотов двигателей.

Быстрый переход