Она спросила о нем, когда пришла в себя, ей сказали, что он в больнице, в другом отделении. И что со мной все в порядке.
- Понимаете, ей нельзя волноваться. Ни в коем случае. Так что уж придется вам самому… сообщать плохие вести. Потом. Когда она будет в состоянии их выслушать.
Вот спасибо тебе, лысый! Ты будешь герой-спаситель на белом коне, а вся черная работа достанется мне. Впрочем… Пожалуй, так действительно будет лучше. Просто мне, как всегда, страшно.
Я побыл с мамой минут двадцать. Держал за руку, рассказывал, как живу в бабушкиной квартире. Что у меня все хорошо. Она время от времени задавала какой-нибудь вопрос – с огромным трудом, останавливаясь на каждом слове. Об отце не спрашивала, и я был этому рад.
- Сходи… на кладбище, - попросила мама, когда я уже собирался уходить.
- На кладбище? – я замер, подумав о могиле отца на Ольшанах.
- Да… к бабушке… Посмотри… как там.
Я вздохнул с облегчением. Честно говоря, я совсем забыл об этом. Наверняка там надо что-то сделать. Памятник ставить было еще рано – так мне и в Праге сказали, надо подождать, пока земля осядет. Но все равно – посмотреть, прибрать. Правда… Мне очень не хотелось. Я почти был уверен, что та страшная женщина из моих воспоминаний – бабушка. Но раз мама просила…
- Хорошо, завтра утром съезжу.
49.
- Молодой человек, вы мне не поможете?
Я обернулся.
Девушка в белом халате, наверно, медсестра, спускалась по лестнице, держа в каждой руке по большому металлическому стерилизатору.
- Подержите дверь, пожалуйста. Она очень тугая.
Я придержал дверь, она вышла и направилась через двор к другому корпусу.
- Скажите, там есть еще один выход? – крикнул я ей вслед.
- Есть, - обернулась она. – Рядом с автостоянкой калитка.
Это было гораздо удобнее, чем обходить всю больницу вокруг. И трамвайная остановка рядом. Я вышел через калитку и решил, что буду теперь пользоваться именно этим путем.
От метро до университета я дошел пешком, приобретя по дороге «борзых щенков» - коробку конфет и бутылку полусладкого шампанского. На факультете растревоженным муравейником копошились абитуриенты. Кое-как протиснувшись сквозь это броуновское движение, я пошел искать деканат. Все, кого я ни спрашивал, отправляли меня по разным направлениям.
Наконец деканат обнаружился. Скучавшая в приемной секретарша декана послала меня в соседнее помещение, где пили чай с бубликами две увядшего вида женщины средних лет.
Конечно, я предпочел бы иметь дело с молодыми девушками, но раз нет - так нет. Если уж они не клюнут на мои сладкие улыбки, придется бить на жалость и материнский инстинкт.
- Простите, пожалуйста, вы не могли бы мне помочь? – улыбаясь во все тридцать два зуба, попросил я и осторожно поставил на стол пакет, из которого стыдливо выглядывали коробка и бутылка.
- Никаких пересдач, условных переводов, восстановлений, академок, никаких ничего без разрешения оттуда, - отрезала одна из них, дернув локтем в сторону кабинета декана.
- Совсем обнаглели, - проворчала другая. – И заберите свой пакет.
- Мне не нужны пересдачи, - еще шире улыбнулся я, аж челюсть свело. – И вообще ничего такого. Мне просто нужна справка.
- Так бы сразу и сказал, - первая, постарше, в синем брючном костюме, выдвинула ящик с бланками. – Какая справка? Что учишься?
- Нет. Мне нужно узнать кое-что об одной студентке. Она училась на английском отделении с 83-го по 88-ой год.
Тетки, замерев, уставились на меня вытаращенными глазами. Как будто я сказал что-то чудовищное.
- Ты что, парень, совсем того? – первой пришла в себя та, что помоложе, в джинсах и черной кофточке. – Ты бы еще пришел за справкой о своей бабушке. |