- Моя бабушка здесь не училась, - отпарировал я. – Поймите, пожалуйста, я мог бы прикинуться частным детективом, например, или еще кем-нибудь, но не хочется врать. Моего отца убили, мать чудом осталась жива. Она училась здесь. Все, что с ними произошло, как-то связано с их прошлым. Я пытаюсь выяснить, как именно связано. Мне надо только узнать фамилию маминой подруги, она на четвертом курсе вышла замуж. И ее адрес. Ну, может быть, еще за что маму отчислили из университета. Если, конечно, это где-то сохранилось. Если моего… - я покосился на пакет, - презента не достаточно, я могу заплатить. Сколько скажете.

Женщины переглянулись.

- Фамилии говорите, - сказала старшая, приготовившись записывать. – 83-ий – 88-ой, так?

- Виктория Королева. Это подруга, которая поменяла фамилию. И Ольга Закорчевская.

- Группу не знаете? На английском отделении несколько групп.

- Нет, к сожалению.

- Ладно, погуляйте полчасика.

Я побродил по набережной, вышел на Стрелку, понаблюдал за молодоженами, которые с азартом пили шампанское и разбивали бокалы о гранитные шары, и вернулся.

Тетки снова пили чай, на этот раз с моими конфетами.

- Вот, пожалуйста, - старшая протянула мне листок. – Королева ваша теперь Мельникова. Вернее, стала Мельниковой, когда замуж вышла. Кто знает, может, она с тех пор сто раз развелась и снова фамилию поменяла. Адрес ее и телефон я записала. Может, вам повезет, и она до сих пор там живет. А вот мама ваша… - она замялась. – Ее отчислили третьего курса. В связи с вступлением в силу приговора суда. Больше я ничего не нашла. Ее могли посадить. Могли приговорить к чему-то условно, но в этом случае все равно из университета отчисляли.

Денег с меня никаких больше не взяли и даже чаю предложили, но я отказался. Видимо, они надеялись, что за чаем я расскажу им какую-нибудь леденящую кровь семейную драму.

Выйдя на набережную, я спустился по ступенькам к Неве. Прямо у ног в воде крутились жирные утки, видимо, привыкшие к подачкам. Мама рассказывала о них. Когда она училась, их почему-то называли «ректорскими утками». Вернее не этих, конечно, а их предков.

Мама… Что же она сделала? Скорее всего, ее действительно отправили в тюрьму. Или нет, это называется зона, колония? И именно поэтому я жил с бабушкой? Если я не найду эту самую Вику Королеву, то есть Мельникову, придется все-таки идти на поклон к следователю.

Заверещал телефон.

- Мартин, мы едем домой, - сказала Женя, и я почувствовал, как дрогнули руки. – Наш Палыч решил, что хватит уже копаться. Часа через полтора будем в городе.

- Жень, а ты куда поедешь? К себе?

- Да, а что?

- А если там?..

- Да не будут же они Сашку всю жизнь по всем адресам караулить. К тому же девочка, у которой я жила, на юг уехала.

- Как знать – будут или не будут.

- А что ты предлагаешь? – мрачно спросила Женя. - У тебя поселиться?

- Давай сделаем так… - я лихорадочно соображал на ходу. – Скажи мне твой адрес. Я поеду к тебе и посмотрю, как там и что. Если все нормально, позвоню. А если не позвоню… Тогда, наверно, надо будет звать милицию.

- Хорошо. Записывай адрес. Или запоминай, - она продиктовала адрес и уточнила: - Ты где сейчас?

- На Васильевском, рядом с филфаком.

- Понятно. За час доберешься. Если до шести не позвонишь, значит, дело плохо.

На всякий случай я дозвонился до Виктора и предупредил, что еду к Жене. Он взял с меня аналогичное обещание: позвонить, если все в порядке.

50.

Как выяснилось, Женя жила на самой окраине, на улице Симонова у станции метро «Проспект Просвещения». Это был точно такой же «кораблик», как и у Виктора, только полоски на нем были не коричневые, а сине-зеленые.