— Класс!

Нилу хотелось расспросить ее о сотне вещей. Знал ли Хардкор? Хотя Нил был уверен, что ему ничего не известно. Может быть, причина в том, что ей хотелось попробовать секс с белым? Слишком грубо. А что, если он ей просто понравился? Ведь именно это Баг говорила всегда. Занималась ли она когда-либо сексом за деньги? Может, делала это по приказу Хардкора?

— Ты хочешь меня? — спросила она его в следующий раз, едва они успели войти в квартиру.

Нила тянуло задать ей сотню вопросов, и прежде всего он спросил бы: «Что это значит для тебя? Ты думаешь обо мне все время так, как я думаю о тебе? Ты чувствуешь, как у тебя холодок идет по коже, как ноют твои бедра и сердце? Что это значит для тебя?»

Он так и не узнал.

— А, чтоб мне лопнуть, — с раздражением произнес Эдгар. Он стоял возле холодильника, приложив руку ко лбу. Так обычно говорил Эдгар в домашней обстановке, когда Нил был дома, словно сын по-прежнему оставался трехлетним малышом. Только подумать, взрослый человек, на склоне лет, с положением в обществе и вдруг произносит: «Чтоб мне лопнуть», — словно он Гомер Пайл или что-нибудь в этом роде.

Иногда Эдгар мог подавать такие же признаки жизни, как и все прочие смертные, показывая этим свою тупую бесчувственность. Он сопел, ковырял в зубах, чесался в разных местах, и тогда Нил ненавидел его больше любого другого человека, потому что он не мог освободиться от его присутствия, не мог уйти. Иногда Нил чувствовал себя как несчастная дворовая собака на цепи, которая бегает туда-сюда, гавкая и бросаясь на хозяина, а потом вспоминает: «Эй, да я же привязана к чертову колышку». Так и Нил с Эдгаром.

— Я то и дело забываю об этом, — сказал Эдгар.

В руке у него было несколько листков, которые он достал из кармана рубашки. Нил никак не мог привыкнуть к тому, что его отец превратился в старика. Теперь Эдгару приходилось записывать все на бумаге, чтобы не забыть. Бумажки он рассовывал по разным карманам и потом часто забывал, где какая лежит.

— О чем?

— О деньгах. Нужно передать Орделлу, что я их обязательно достану. Просто я не знаю пока, где их взять.

— С ним все в порядке. Можешь не беспокоиться.

— Но ты не сказал ему?

— Нет. Ты имеешь в виду, куда подевались те деньги? Нет. Я сказал, что дело займет чуть больше времени, чем мы ожидали. По правде говоря, он немного нервничает. Ладно, это не страшно, тем более что я тут малость помог ему.

— Помог?

— Вроде того.

— Что за помощь ты ему оказал?

— Ну, помог, да и все тут.

— В качестве его инспектора?

— Ну да. Это не важно.

— Подожди, подожди, Нил. Не уходи от ответа. Посмотри на меня.

Его отец сидел за кухонным столом.

— Что происходит?

— Эдгар.

— Подожди. Что происходит, Нил?

«Да пошел бы ты! Вот заладил! — пронеслось в голове у Нила. — Я теперь в геенне огненной. Что происходит, мать твою? Мне полный шиздец, вот что происходит».

Эдгар

Ни в коем случае нельзя судить об Эдгаре, не зная его жизни в домашних условиях. Именно это он всегда говорил себе. Те, кто презирал его, а таких было достаточно: репортеры, лоббисты, отиравшиеся в сенате штата, — отвратительная клоака, которая теперь хихикала и показывала на него пальцем, — все они не могли дать Эдгару истинную оценку, не посмотрев на его жизнь, на то, как он жил здесь, в трехкомнатной квартире, выделенной из большого дома.

Эдгар купил этот дом для Джун двадцать пять лет назад.