Они сидели в крошечном кафетерии  Секции-13,  зажатые  со  всех  сторон

серыми каменными стенами. Лицо девушки выражало  озабоченность  и  мольбу.

Она наклонилась над столом и положила руки поверх рук своего  собеседника.

В комнате было тихо, поэтому говорила она негромко:

   - Я не могу ждать вечно, Дэвид. Мне уже двадцать три.  Принципы  -  это

очень хорошо, но нужно жить в соответствии с ними, а не ради них.  Как  ты

не понимаешь? Я люблю тебя и хочу, чтобы мы поженились. Все очень просто.

   На лице молодого человека читалось упрямство и одновременно желание. Он

взял девушку за руку, но все время смотрел на стол, выводя свободной рукой

абстрактные узоры на грубой поверхности.

   - Не так просто, как ты думаешь, - тихо ответил он. - Я с  детства  был

членом Стабилизационной партии. А ты нет. Ты не поймешь, Джилли... Я  тебя

тоже люблю. Но мы не можем пожениться. - Он поднял глаза и взглянул на нее

с отчаянием. - Разве ты не знаешь, что  может  случиться  с  Фестивом,  со

всеми  нами,  если  население  будет  расти?  Совету  давно  пора   издать

запрещающий закон.

   - Я сказала: "Хочу, чтобы мы поженились",  Дэвид,  -  возразила  Джилли

беспомощно. - Про детей я ничего не говорила.

   - Но это само собой разумеется, разве не так?  Мне  приходилось  видеть

подобное. Два человека начинают жить вместе, и не успеешь оглянуться  -  у

них уже дети. Господи,  если  бы  только  эти  дураки  могли  понять,  что

происходит! Если в один год каждая женщина на Фестиве принесет  потомство,

население утроится к концу года - при условии что в среднем у них будет по

шесть детей. И это еще осторожная оценка.

   - У Джейн Данкерли в последний раз было двое. Всего двое... Очень милые

маленькие мальчишки. - Тут она уже не  смогла  справиться  с  выдающим  ее

голосом.

   - Значит, ты все-таки думала про детей! - мрачно уличил ее он, заглянув

ей в глаза. - Вы, женщины, все одинаковы, у вас одно на уме.  Мужчина  сам

по себе вас не интересует. Я  иногда  думаю,  что  ты  делаешь  у  старого

Иеремии? Ему, должно быть, уже за семьдесят, а ты к нему все ходишь.

   Джилли вспыхнула.

   - Иеремия очень хороший старик, - произнесла она сердито.  -  Он  много

знает, и с ним интересно. Ему одиноко в его маленькой комнате. У него  нет

никого, кроме голубей. И он мне действительно нравится,  -  добавила  она,

словно оправдываясь.

   Дэвид встал, заканчивая разговор.

   - Может быть. Но я могу сказать тебе одну вещь, которой  он  не  знает.

Ему недолго осталось запускать своих голубей.

   - Что ты имеешь в виду? - Джилли вскочила со своего места.

   - Он не сможет их запускать, если над ним построят комнаты.

   - Вы собрались строить над Иеремией? - спросила она возмущенно.

   - Распоряжение местного Жилищного Комитета, - сказал он и, смягчившись,

добавил. - Извини, Джилли. Я  не  всегда  горжусь  своей  работой,  ты  же

знаешь. Но ждать больше нельзя. Мы откладывали  застройку  над  ним  целых

пять лет из-за чистой  сентиментальности:  его  любят  в  Секторе.