Внезапная роковая болезнь отца спутала все планы, пришлось брать на себя управление лесопилкой. А её называли так по старой привычке; на самом деле это было солидное предприятие: от лесосек, где рубили канадскую сосну, ель и тую, до выпуска вагонки и мебельной плиты. Гарий всецело погрузился в отцовский бизнес, выплачивал кредиты, рассчитывался готовой продукцией с тем самым японцем за поставленное оборудование и вынужден был потратить на предприятие даже выкуп, полученный от свободников.

Через два года он забыл о Дусе Сысоевой, да и о заманчивом архиве своего прадеда почти не вспоминал. Но однажды на территорию лесопилки сквозь бдительную вооружённую охрану и охранные барьеры прорвался затянутый в кожу байкер на чёрном мотоцикле. На большой скорости он опасно покружил между цехов, перепрыгивая технологические линии, въехал на штабель леса и там остановился. Сбежалась вся стража, пожарная команда раскатала рукава, вызвали полицию, однако террорист не спешил поджигать лесопилку, стоял и молча наблюдал за суетой. На своей коляске прикатил даже отец, махая руками и что-то мыча при этом. Гарий поднялся на штабель, чтобы начать переговоры. И тут байкер сорвал с головы шлем, из-под которого вывалился шлейф густых каштановых волос.

— Я вернулась.

Пленницу Дусю он не узнал, ибо в памяти остался невзрачный, стриженый и голенастый подросток; теперь же перед ним стояла знойная красавица, и только прищуренный, хищный взор был знакомым и неизменным.

Гарий, совсем как его отец после инсульта, вначале потерял дар речи. Эта девица полностью лишила его самообладания, и в таком сумеречном состоянии он совершал глупости: куда-то шёл, бежал, ехал, всякий раз приходя в себя где-нибудь далеко от дома, запустил все текущие дела, забросил лесопилку, в его сознании ничего, кроме прекрасного и одновременно зловещего образа Дуси не было.

С Гарием приключилась любовная болезнь, напущенная этой ведьмой, иначе было не назвать то состояние, что охватило его с первой минуты. И это наваждение, единожды отравив сознание, навсегда поразило воображение чумным, одержимым беспокойством, которое было хуже, чем сразивший отца инсульт.

Примерно через неделю он совладал с собой, отошёл от помрачения, занялся работой, однако подспудно дымящаяся в нём хворь уже не отпускала. На несколько месяцев Гарий даже о России забыл, о Стовесте почти не вспоминал, погрузившись в мир сердечных и телесных переживаний. Где обитала эти два года и каким образом из нелепого подростка превратилась в манящую женщину, Дуся не говорила. Она сама поселилась на втором этаже дома и с первых же дней почувствовала себя хозяйкой. Он же исполнял любой её каприз, поначалу заваливал дорогими подарками, а бывшая пленница откровенно дразнила его, щеголяя по дому в «белых одеждах» и не позволяя даже прикоснуться к себе. Клятвенных слов любви, тем паче предложений пойти за него замуж слушать не желала, подарков не принимала, и Гарий впадал в уныние от своих страданий. Завоевать сердце «пленницы» возможно было, лишь возглавив общину голышей, о чём Дуся ему и заявила. А путь в вожди был теперь заказан на вечные времена!

И всё же он собирался поехать к голышам, там пасть на колени перед общиной и просить прощения, однако строптивая девица запретила и вдруг стала расспрашивать о родственниках, в том числе про прадеда, Алфея Сорокина, и его сибирские похождения на реке Карагач. Ему тогда и в голову не пришло узнать, откуда ей известны столь щепетильные и тайные подробности жизни жандармского ротмистра. Он и рассказал о своей полузабытой мечте — поехать в Россию, где у сибирских староверов хранится заветная книга Стовест. И увидев, что недоступная отроковица каждый день зазывает его в свои покои и слушает с интересом, очарованный, влюблённый Гарий однажды потерял всякую родовую бдительность и передал ей весь архив прадеда.

С этого всё и началось. Дуся изначально была склонна не только к разбою и терроризму; изучив архивы прадеда, она настолько увлеклась, что заставила Сорокина готовиться к поездке в Россию.