— Спала?

— Конечно! Спустились с деревьев и ушли.

— Куда?

— На материк! — сначала не глядя, махнул он рукой.

Потом сам посмотрел туда, где должен находиться материковый, боровой берег. Его не было видно, по карте напрямую — километра три разливов и плюс затопленные верховые болота с чахлой сосной. Всего около пяти — даже в гидрокостюме и со свежими силами не одолеть. Кедровник в два раза ближе.

— Что же я поплыла через старицу? Вот дура, на щепке...

— Почему Галицын оставил вас без лодки?

— У нас была лодка, — призналась амазонка, — резиновая... Но её не накачали, и она утонула. Никто не знал, что так быстро зальёт остров. Ночью проснулись — плаваем...

— Самого утоплю, гада, — не сдержался Стас.

Она не поняла, о ком речь, и продолжала:

— Нет, мы думали, в какую сторону мне плыть. И решили, что легче к лагерю и короче. Если вода спала, они ушли, конечно. Держаться — руки затекали. Мы привязывались, боялись заснуть. А берёзки тонкие: выше залезешь — гнутся.

Он не прерывал амазонку: уж лучше пусть выговорится, чем бьётся в истерике.

На втором круге он проехал ещё ближе к соре и, отвлёкшись, налетел на топляк. Мотор рыкнул и хоть не заглох, но лодка потеряла ход — сорвал шпонку на гребном винте. Запасные в лодке были, но пока Рассохин менял, парусящий на ветру «Прогресс» прибило к соре.

И тут Стас увидел то, что больше всего боялся увидеть, — округлившуюся спину человека в замусоренной воде. Синяя куртка из плащовки, руки разбросаны в стороны...

Вытаскивать утопленницу на глазах у амазонки было нельзя. Всё равно не поможешь: часом раньше, часом позже — покойному уже всё равно.

Рассохин запустил мотор и погнал к острову напрямую.

— Ты куда? — запоздало спохватилась она. — Надо ехать за ними!

— Поеду! — на ходу крикнул Рассохин. — Сейчас ты — лишний груз!

— Почему лишний?!

— Все же в лодку не влезут! Лучше возьму одного человека.

— А, ну да! — она вроде бы даже обрадовалась от его уверенности. — Я посижу на берегу. Буду встречать!

— Ты пойдёшь в землянку! Затопишь печь. Женщин обсушить надо! И только попробуй высунуться!

Она повиновалась, а Стас с ужасом думал, как потом объясниться с ней, как сказать, что живых нет? Но отмёл, отверг эти мысли. Сейчас надо было думать, куда свозить выловленные тела утонувших, чтобы амазонка их ни в коем случае не обнаружила.

И, удивляясь своему хладнокровию, придумал: топить на дно у берега. Тем более вода ещё ледяная, сохранней будут.

Рассохин высадил её на острове возле прыгающего от радости пса и, не глуша двигатель, отчалил. Напрямую было не так и далеко до берёз с «белыми флагами», амазонка шла зигзагами, обходя глубокие места в низинах и пойменные озёра. Ветер всё же изорвал плотную ткань низкого неба, в прогалах засветились бирюзовые сполохи, однако тучи уплотнились и почернели — жди снежных зарядов. Вода разливов окрасилась в соответствующие холодные цвета, лишь редкими жёлтыми языками, словно свечи, горели вершинки затопленных цветущих верб. И показалось, все звуки — ветер, шуршанье воды под форштевнем и рёв мотора — сливаются в один скорбный голос церковного хора. Стас был далёк от веры, заглядывал в храмы разве что из любопытства и по случаю, но тут непроизвольно взмолился, причём вслух, громко, и не к богу — к реке:

— Оставь их живыми! Спаси хоть кого-нибудь!

И замолк, чувствуя, что кричит от отчаяния и слабости, а молитва ещё больше отнимает силы, выпускает из него воздух, как из баллона, накачанного до звона.