– Тогда вот что: влезай на стол, поднимайся на цыпочки и тяни руки вверх.

«Повезет Кольке с женой: без тени колебаний послушалась. А вот до крюка-то не достает. Хорошо, попробуем для чистоты эксперимента».

Поставили на стол табурет.

– Влезай на него, я подержу, – скомандовал Сорокин.

– Шатко, – заметила Оля, но влезла.

«Это ты верно заметила, дочка, шатко. Неустойчиво все. И наше положение, и это сооружение. Смотри, и так не получается, не достает».

Сверху с сомнением заметили:

– Если только подпрыгнуть? Тогда, наверное, дотянусь.

– Э, нет, прыгать не надо. Слезай-ка осторожно.

Неустойчивая конструкция получилась: легкая Оля – и та сверзилась, хорошо, что Колька успел поймать ее на лету. Из его дырявого кармана вывалился бумажный сверток, разорвался – и распрыгались по дощатому полу шарики от подшипника.

– Ай-ай-ай, – покачал головой Сорокин, поднимая один. – Товарищ Пожарский, что за дела? Откуда режимный товар?

– Да бросьте, – отмахнулся парень, собирая шарики обратно в карман. – Что вы, право слово!

Оля, помогая ему, вдруг решительно заявила:

– Чушь собачья! На такой пирамиде мне удержаться тяжело, не то что пожилой женщине. Прыгать…

– …и вязать узлы на лету, – добавил Колька.

– Узлы, говоришь, – повторил Сорокин. – А кстати, глянь, такой узел на шнуре был.

И, взяв бечевку, с помощью которого Колька измерял руку Оли, увязал незатягивающуюся петлю.

– Похож. Вроде бы так.

– Или вот так? – Сорокин вложил один из концов в петлю.

Колька с сомнением дернул за торчащий «хвост»:

– Эдак он быстро развяжется.

– Верно. Значит, такой? – на этот раз капитан протянул свободный конец бечевки через петлю и затянул.

– Вот, теперь вроде бы так, может, не совсем точно, – подтвердил парень. – Кажись, он. Ловко у вас получается. Что за узел? Не видел такой.

– Я насмотрелся, было время, – туманно отозвался Сорокин. – Давай еще раз: все табуреты стояли на всех четырех ножках, ни одного упавшего?

– Точно.

– Скатерть не была сдвинута, и вазочка эта, бутылка из-под шампанского… как стояла, так и стоит?

– Верно.

– И Оля, чьи рост и длина рук совпадают с Тамариными, не в состоянии допрыгнуть до крюка.

– Что и требовалось доказать, – подвел черту Колька. – Тамара физически не могла забраться ни на стол, ни на стул, она не вязала узла…

– Казачьего, – уточнил Сорокин.

– Какого? – переспросила Оля.

– Казачьего, называется он так, – капитан ткнул в связанную бечевку. – И остается записка. Написанная ею, ее рука.

– Но ведь по тексту не сказано: иду вешаться! – отрезал Колька, точно споря. – Ее можно прочитать и по-другому: она взялась писать заявление на увольнение по собственному желанию. А что нервно писала, так любой подтвердит, что они поцапались с директором на фоне этих ревизий.

– Стало быть, не сама, – повторила Оля. – Но кто тогда?

Есть доказательства того, что самоубийство было физически невозможно. Но кому надо убивать человека, у которого не было врагов, к тому же честного и бедного?

Эту-то самую малость и осталось выяснить.

5

Светка в сотый раз глянула в потемневшее окно.