Во-первых, родственничек этого чокнутого Машкина. Во-вторых, едва появившись в районе, товарищ тотчас попытался ухлестывать за Ольгой. Правда, не пытался приударить за ней только ленивый, это дело обычное. Но, получив внушение, немедля и без особых страданий отступился. И все-таки – и это в-третьих, – что-то мутит Рома, применяя безукоризненно невинную тактику: регулярно наведывается сюда, берет уйму книг и ведет по итогам прочитанного литературные диспуты с товарищем библиотекарем Гладковой. Излагая свои морально-нравственные искания, впечатления и прочее в том же духе.
«В друзья набивается, гадюка, – думал Колька без особой злости, но и без одобрения. – Все байки рассказывает о тяжелом детстве, потерянных родителях, благородном Машкине. От чего он там его спас? На жалость давит, в доверие втирается. А что, так-то талантливо».
Оля лишь улыбалась. Делать ей нечего, как только переживать из-за очередного воздыхателя. Теперь ей вообще было ни до чего после увиденного и услышанного. «Этот Машкин, до чего все-таки неприятный человек! Вот и плачет пьяными слезами, а глазенками своими из-под нависших век так и шарит. И что он делал в этой комнате? Да еще бутылка с мертвыми цветами, голый крюк. Сорокин, как же он постарел…»
Как и все, Оля привыкла к другому Николаю Николаевичу – собранному, молниеносно соображающему, саркастичному, надежному, как стена. А тут старик с глубокими, аж фиолетовыми морщинами, и губа так ужасно отвисает, и край рта кривой.
Она поежилась. Угнетало осознание того, что хороший человек закончил свою жизнь совершенно не так, как считает милиция. Как же так? Не разобрались? Не хотели возиться? И всем все равно, исключая их троих и Анюту в далеком Киеве, да ей не до того. Все это кипело в голове, бурлило, не давало покою – и не было ей никакого дела до какого-то Сахарова.
– На меня запишите эту умную книгу, – попросил упомянутый субъект, выкладывая книжку на стол.
Колька, прочитав заглавие – «Коварные методы иностранных разведок», – подумал, что шпиономания – заразная вещь. «Общаясь с таким дядюшкой, запросто свихнешься».
Оля с улыбкой спросила:
– К подвигу готовитесь?
– Зря смеетесь, – совершенно не обидевшись, возразил Рома. – У нас во время оккупации как раз чистильщик обуви связником подполья трудился. И на Трех вокзалах я познакомился с одним ассирийцем, а у того на гимнастерке – Звезда Героя. Разведчиком оказался. Говорят, он сапожным ножом диверсанта обезвредил.
– Что ж, у нас каждый труд почетен, и героем может каждый стать, – встрял Колька. – Изучайте, Сахаров, глядишь, придет и ваше время.
– Придет, придет, – подхватил тот. – Мое – так обязательно. А теперь позвольте откланяться.
Светка ухватилась за рукав Оли, та, спохватившись, спросила:
– Послушайте, Роман, не могли бы вы проводить девочек по домам? Тут недалеко.
Он тотчас согласился:
– Ради вас – что угодно. К тому же барышням одним по темноте ходить небезопасно, а теперь и подавно. Пошаливать стали. Да вы слышали? Грабят.
– Кого? – спросил Колька.
– Как раз одиноких девушек, – охотно пояснил Сахаров.
– Патруль… – начала Оля.
– Так патруль и грабит, – точно так же охотно пояснил Рома.
– Не стыдно заливать? – задиристо поинтересовался Пожарский.
– Так говорят же, – вежливо отозвался тот и раскланялся.
Они ушли, Оля, убедившись, что Светка ничего эдакого не напортачила, принялась запирать дверь.
– Очень уж он скользкий, – вдруг произнес Колька. |