Сейчас же, пока ноги были теплыми, волшебник собирался активно сопротивляться. Он уже несколько часов сидел на страже сна своих подопечных, напряженный, внимательный, готовый к незамедлительным действиям. Но ничего не происходило, и постепенно в пространстве под черепом Бьорна стали зарождаться мысли. Вначале он безжалостно гнал их прочь, ибо были они пустыми сетованиями, на которые не следовало отвлекаться, но мало‑помалу в спорадически вспыхивающих искрах сознания стала появляться логика и даже, страшно сказать, конструктивизм. Тут уж волей‑неволей пришлось уделить своим мыслям внимание.

Нападение дракона, более чем прискорбное само по себе, подтверждало некоторые худшие подозрения Бьорна. Если не брать в расчет случайное совпадение (а от него волшебник брезгливо отмахнулся), то получалось, что их поведение полностью понятно и предсказуемо для врага. Не очень хорошо, но ничего удивительного – им с Черным и раньше частенько удавалось угадывать ходы друг друга. Гораздо хуже, что Черный просчитал на ход дальше и нашел красивое и эффективное решение к элементу неожиданности, которым так гордился Бьорн. И совсем уж плохо и необычно было то, что это эффективное решение дало себя применить. Хоть люди и считали драконов приспешниками Черного, на самом деле они не являлись силами Зла, а просто не любили людей, гномов, эльфов, гоблинов и т. д. Они вообще не любили никого кроме себя и не подчинялись никому, в том числе и Властелину Тьмы. Заставить же дракона сделать что‑либо крайне трудно: по‑плохому бесполезно и опасно для здоровья, а по‑хорошему... Никто не знал волшебного слова – невзирая на легендарную страсть к сокровищам, драконы отказывались продавать свои услуги за золото. Унизительно и нерационально, проще отнять... Теперь же Бьорну вспоминался рассказ Лорда‑Протектора об отрядах драконов, штурмующих крепости и города. Рассказ, которому он сперва несказанно удивился, а затем счел байкой, направленной на то, чтобы посеять в нем смущение и неуверенность. Но, выходит, мог и не лгать Агенор, и никакого объяснения этому волшебник был придумать не в состоянии. Очередной штрих к пугающей картине «Мир сошел с ума»...

Следующий момент был положительным просто в силу того, что все события, отличные от смерти, могут сразу засчитываться в плюс. Ведь если бы перед драконом стояла задача уничтожить их, сложно вообразить, что смогло бы ему помешать. Во всяком случае, насчет себя Бьорн иллюзий не строил – пусть в воздухе ему удалось устроить подобие борьбы, но после приземления он какое‑то время был бы способен только наблюдать, как дракон спускается с небес и поджаривает любого по своему выбору с аккуратной розовой корочкой. Однако ящер не проявил к их судьбе никакого интереса, даже не показался в поле зрения, значит, в его функции входило именно сбить шар. Остальное предстояло доделывать внизу, и Бьорн догадывался, кто и как ими займется. В этих дрянных горах всегда обитали гоблины – собственно, кроме них тут и не жил никто, – и Черному достаточно было только отдать приказ своим вернейшим слугам. Другое дело, что без поддержки черных чародеев все гоблины мира с Бьорном просто не справились бы, но Властелин Тьмы должен был это учесть. И по нынешним временам, когда Черный явно находился в своей лучшей форме, на халяву рассчитывать не приходилось. Наиболее вероятной Бьорну представлялась новая встреча с Нимраазом, хотя мог и кто‑то другой во главе гоблов оказаться. Не так уж важно. Следовало взглянуть правде в глаза: Черный хотел захватить героя, и по большому счету это ему уже удалось.

В самом деле, даже если оставшееся до рассвета время (буквально пару часов) на них никто не нападет, то поутру на любимый вопрос Джерри: «И дальше что?» – ответить Бьорну будет нечего. Они застряли в отрогах хребта, география которого была известна волшебнику более чем приблизительно, а все перевалы, о которых он знал, находились далеко на юге и были весьма труднопреодолимы к тому же.