|
Я простился с Акимом Акимычем и, узнав, что мне можно воротиться в острог, взял конвойного и пошел домой. Народ уже сходился. Прежде всех возвращаются с работы работающие на уроки. Единственное средство заставить арестанта работать усердно, это - задать ему урок. Иногда уроки задаются огромные, но все-таки они кончаются вдвое скорее, чем если б заставили работать вплоть до обеденного барабана. Окончив урок, арестант беспрепятственно шел домой, и уже никто его не останавливал. Обедают не вместе, а как попало, кто раньше пришел; да и кухня не вместила бы всех разом. Я попробовал щей, но с непривычки не мог их есть и заварил себе чаю. Мы уселись на конце стола. Со мной был один товарищ, так же как и я, из дворян. Арестанты приходили и уходили. Было, впрочем, просторно, еще не все собрались. Кучка в пять человек уселась особо за большим столом. Кашевар налил им две чашки щей и поставил на стол целую латку с жареной рыбой. Они что-то праздновали и ели свое. На нас они поглядели искоса. Вошел один поляк и сел рядом с ними. - Дома не был, а все знаю! - громко закричал один высокий арестант, входя в кухню и взглядом окидывая всех присутствующих. Он был лет пятидесяти, мускулист и сухощав. В лице его было что-то лукавое и вместе веселое. В особенности замечательна была его толстая, нижняя, отвисшая губа; она придавала его лицу что-то чрезвычайно комическое. - Ну, здорово ночевали! Что ж не здороваетесь? Нашим курским! - прибавил он, усаживаясь подле обедавших свое кушанье, - хлеб да соль! Встречайте гостя. - Да мы, брат, не курские. - Аль тамбовские? - Да и не тамбовские. С нас, брат, тебе нечего взять. Ты ступай к богатому мужику, там проси. - В брюхе-то у меня, братцы, сегодня Иван Таскун да Марья Икотишна; а где он, богатый мужик, живет? - Да вон Газин богатый мужик; к нему и ступай. - Купит, братцы, сегодня Газин, запил; весь кошель пропивает. - Целковых двадцать есть, - заметил другой. - Выгодно, братцы, целовальником быть. - Что ж, не примете гостя? Ну, так похлебаем и казенного. - Да ты ступай проси чаю. Вон баре пьют. - Какие баре, тут нет бар; такие же, как и мы теперь, - мрачно промолвил один, сидевший в углу арестант. До сих пор он не проговорил слова. - Напился бы чаю, да просить совестно: мы с амбицией! - заметил арестант с толстой губой, добродушно смотря на нас. - Если хотите, я вам дам, - сказал я, приглашая арестанта, - угодно? - Угодно? Да уж как не угодно! - Он подошел к столу. - Ишь, дома лаптем щи хлебал, а здесь чай узнал; господского питья захотелось, - проговорил мрачный арестант. |
