Изменить размер шрифта - +
  Один  из  мужичков,
последний, шел как-то необыкновенно смешно, расставив руки  и  свесив  набок
голову, на которой была длинная мужичья шапка, гречневиком. Вся  фигура  его
цельно и ясно обозначалась на белом снегу.
     - Ишь, братан Петрович, как оболокся!  -  заметил  один,  передразнивая
выговором мужиков. Замечательно, что арестанты вообще  смотрели  на  мужиков
несколько свысока, хотя половина из них были из мужиков.
     - Задний-то, ребята, ходит, точно редьку садит.
     - Это тяжкодум, у него денег много, - заметил третий.
     Все засмеялись, но как-то тоже лениво,  как  будто  нехотя.  Между  тем
подошла калашница, бойкая и разбитная бабенка.
     У ней взяли калачей на подаянный пятак и разделили тут же поровну.
     Молодой парень, торговавший в остроге калачами, забрал  десятка  два  и
крепко стал спорить, чтоб выторговать три, а не два калача, как следовало по
обыкновенному порядку. Но калашница не соглашалась.
     - Ну, а того-то не дашь?
     - Чего еще?
     - Да чего мыши-то не едят.
     - Да чтоб те язвило! - взвизгнула бабенка и засмеялась.
     Наконец появился и пристав над работами, унтер-офицер с палочкой.
     - Эй вы, что расселись! Начинать!
     -  Да  что,  Иван  Матвеич,  дайте   урок,   -   проговорил   один   из
"начальствующих", медленно подымаясь с места.
     - Чего давеча на разводке не спрашивали? Барку растащи, вот те и урок.
     Кое-как наконец поднялись и спустились к  реке,  едва  волоча  ноги.  В
толпе тотчас же появились и "распорядители",  по  крайней  мере  на  словах.
Оказалось, что барку не следовало рубить зря, а  надо  было  по  возможности
сохранить бревна и в особенности поперечные кокоры, прибитые по  всей  длине
своей ко дну барки деревянными гвоздями, - работа долгая и скучная.
     - Вот надоть бы перво-наперво оттащить  это  бревнушко.  Принимайся-ка,
ребята! - заметил один вовсе не распорядитель и не начальствующий, а  просто
чернорабочий,  бессловесный  и  тихий  малый,  молчавший  до  сих  пор,   и,
нагнувшись, обхватил руками толстое бревно, поджидая помощников. Но никто не
помог ему.
     - Да, подымешь небось! И ты не подымешь, да и дед твой, медведь, приди,
- и тот не подымет! - проворчал кто-то сквозь зубы.
     - Так что ж, братцы, как начинать-то? Я уж и не  знаю...  -  проговорил
озадаченный выскочка, оставив бревно и приподымаясь.
     - Всей работы не переработаешь... чего выскочил?
     - Трем курам корму раздать обочтется, а туда же первый... Стрепета!
     - Да я, братцы, ничего, - отговаривался озадаченный, - я только так...
     - Да что ж мне на вас чехлы понадеть, что ли? Аль солить вас  прикажете
на зиму? - крикнул опять пристав, с недоумением  смотря  на  двадцатиголовую
толпу, на знавшую, как приняться за дело. - Начинать! Скорей!
     - Скорей скорого не сделаешь, Иван Матвеич.
     - Да ты и так ничего не делаешь, эй! Савельев! Разговор Петрович!  Тебе
говорю: что стоишь, глаза продаешь!.
Быстрый переход