|
Корни уходят в далекое прошлое, где таятся темные делишки, нечистоплотные махинации. Когда наконец виновный приперт к стене и охвачен паническим страхом перед последствиями, признания одно гнуснее другого сыплются как из рога изобилия. - Но ведь невозможно, согласитесь, чтобы наша семья была публично опозорена! Надо найти какой-то выход! И выход, к сожалению, иногда находится. Иной господин, которому надлежало бы прямиком из моего кабинета проследовать в камеру Санте, исчезает на время, потому что определенному нажиму не в силах противостоять полицейский инспектор и даже комиссар. "Неужели вам не бывает противно?" Нет, мне не было противно, когда полицейским инспектором по надзору за гостиницами я днем и ночью лазил по этажам грязных, перенаселенных меблирашек, где за каждой дверью скрывались невзгоды и драмы. Не было мне противно и когда я сталкивался с профессиональными преступниками, которые прошли через мои руки. Они вели игру и проиграли. Почти все старались держаться с достоинством, а иные после вынесения приговора просили навестить их в тюрьме, где мы дружески беседовали. Я мог бы даже назвать тех, кто просил меня присутствовать при казни и дарил мне последний взгляд. - Я буду молодцом, вот увидите! И они старались, как могли. Правда, не всегда успешно. Я уносил в кармане последние письма, обещав передать их по назначению с припиской от себя. Дома жене достаточно было одного взгляда, чтобы понять, как прошел мой день. Когда же дело касалось тех, о ком мне больше не хочется говорить, она тоже догадывалась о причине моего скверного настроения по тому, как я садился к столу, как брал тарелку, и никогда ни о чем не спрашивала. А это лучшее доказательство, что она не была предназначена для дорожного ведомства. Глава 7 В КОТОРОЙ РАССКАЗЫВАЕТСЯ ОБ УТРЕ, ПРАЗДНИЧНОМ, КАК ЗВУКИ КАВАЛЕРИЙСКИХ ФАНФАР, И О МОЛОДОМ ЧЕЛОВЕКЕ, УЖЕ НЕ СЛИШКОМ ТОЩЕМ, НО ЕЩЕ НЕ СЛИШКОМ ТОЛСТОМ Сейчас я явственно помню свет утреннего солнца в тот день. Стоял март. Весна наступила рано. Я уже привык ходить пешком, если только была такая возможность, от бульвара Ришар-Ленуар на набережную Орфевр. Мне предстояла работа с картотекой бригады по надзору за гостиницами в помещении Дворца правосудия, в одном из самых темных кабинетов нижнего этажа, и я оставил приоткрытой низенькую дверцу, ведущую во двор. Я старался держаться поближе к этой двери. Помню, что половину двора заливало солнце, другая была в тени, как и кого-то ожидавшая тюремная карета. Две лошади, запряженные в карету, время от времени били копытами по камням, на которых дымился на свежем ветру золотистый навоз. Сам не знаю почему, двор напоминал мне школьные переменки в такие же весенние дни, когда воздух вдруг обретает запах и кожа после беготни по двору тоже пахнет весной. В кабинете, кроме меня, никого не было. Зазвонил телефон. - Передайте, пожалуйста, Мегрэ, что его вызывает шеф. Говорил старик курьер, проработавший во Дворце правосудия чуть ли не пятьдесят лет. - Это я. - Тогда поднимитесь. Даже всегда пыльная главная лестница приобрела праздничный вид из-за косых солнечных лучей, которые хлынули на нее из окон, как через церковные витражи. Утренняя оперативка только что окончилась. |
