|
Я дернул за ручку, и она осталась у меня в руках. Я замер: хорошенькое начало карьеры – сломал! Опять постучал. «Да! Да!» – Не могу войти! – крикнул я. В замочной скважине прозвучал голос: – Вверните ручку вправо, потом влево, вы нас заперли... Вправо, влево, дверь мягко подалась, и... III. ПОСЛЕ ГОРЬКОГО Я ПЕРВЫЙ ЧЕЛОВЕК Да я не туда попал! Лито? Плетеный дачный стул. Пустой деревянный стол. Раскрытый шкаф. Маленький столик кверху ножками в углу. И два человека. Один высокий, очень молодой в пенсне. Бросились в глаза его обмотки. Они были белые. В руках он держал потрескавшийся портфель и мешок. Другой – седоватый старик с живыми, чуть смеющимися глазами – был в папахе, солдатской шинели. На ней не было места без дыры, и карманы висели клочьями. Обмотки серые и лакированные бальные туфли с бантами. Потухшим взором я обвел лица, затем стены, ища двери дальше. Но двери не было. Комната с оборванными проводами была глуха. Tout{7}. Как то косноязычно: – Это... Лито? – Да. – Нельзя ли видеть заведующего? Старик ласково ответил: – Это я. Затем взял со стола огромный лист московской газеты, отодрал от нее четвертушку, всыпал махорки, свернул козью ногу и спросил у меня: – Нет ли спичечки? Я машинально чиркнул спичкой, а затем под ласково вопросительным взглядом старика достал из кармана заветную бумажку. Старик наклонился над ней, а я в это время мучительно думал о том, кто бы он мог быть... Больше всего он походил на обритого Эмиля Золя. Молодой, перегнувшись через плечо старому, тоже читал. Кончили и посмотрели на меня как то растерянно и с уважением. Старик: – Так вы?.. Я ответил: – Я хотел бы должность в Лито. Молодой восхищенно крикнул: – Великолепно!.. Знаете... Подхватил старика под руку. Загудел шепотом: ду ду ду... Старик повернулся на каблуках, схватил со стола ручку. А молодой сказал скороговоркой: – Пишите заявление. Заявление было у меня за пазухой . Я подал. Старик взмахнул ручкой. Она сделала: крак! и прыгнула, разорвав бумагу. Он ткнул ее в баночку. Но та была суха. – Нет ли карандашика? Я вынул карандаш, и заведующий косо написал: «Прошу назначить секретарем Лито». Подпись. Открыв рот, я несколько секунд смотрел на лихой росчерк. Молодой дернул меня за рукав: – Идите наверх, скорей, пока он не уехал! Скорей! И я стрелой полетел наверх. Ворвался в двери, пронесся через комнату с женщинами и вошел в кабинет. В кабинете сидящий взял мою бумагу и черкнул: «Назн. секр.». Буква. Закорючка. Зевнул и сказал: вниз. В тумане летел опять вниз. Мелькнула машинка. Не бас, а серебристое сопрано сказало: «Мейерхольд. Октябрь театра...» Молодой бушевал вокруг старого и хохотал. – Назначил? Прекрасно. Мы устроим! Мы все устроим! Тут он хлопнул меня по плечу: – Ты не унывай! Все будет. Я не терплю фамильярности с детства и с детства же был ее жертвой. Но тут я так был раздавлен всеми событиями, что только и мог сказать расслабленно: – Но столы... стулья... чернила, наконец! Молодой крикнул в азарте: – Будет! Молодец! Все будет! И, повернувшись в сторону старика, подмигнул на меня: – Деловой парняга. Как он это про столы сразу! Он нам все наладит! __________ «Назн. секр.» Господи! Лито. В Москве. Максим Горький... На дне. Шехерезада... Мать. Молодой тряхнул мешком, расстелил на столе газету и высыпал на нее фунтов пять гороху. – Это вам. 1/4 пайка. IV. Я ВКЛЮЧАЮ ЛИТО Историку литературы не забыть: В конце 21 го года литературой в Республике занималось 3 человека: старик (драмы; он, конечно, оказался не Эмиль Золя, а незнакомый мне), молодой (помощник старика, тоже незнакомый – стихи) и я (ничего не писал). |
