— А вам? — посмотрел я на Рожковского.

   — Меня не было дома. Ведь в конце концов я имею право на отдых…

   Замечу, что в дальнейшем я твёрдо взял за правило: о каждом происшествии, требующем присутствия работника прокуратуры, меня ставили в известность в любое время дняи ночи. И, если не выезжал из города, в прокуратуре и в милиции всегда знали, где меня найти…

   — Я уверен, — сказал Рожковский, — что дополнительное расследование ничего нового не даст. — Он подумал и добавил: — Существенного. Лишняя трата времени и сил. Авремени у меня и без того в обрез. Сами знаете, какие трудности в деле об ограблении базы…

   — По-моему, Вадим Борисович, с таким настроением вам не стоит снова заниматься делом Хромова, — сказал я.

   Рожковский закашлялся, смотря куда-то вбок.

   — Значит, другому поручите? — Голос его дрогнул.

   — Да, Вадим Борисович. Это моё право, и я им воспользуюсь.

   — У меня тоже есть права обжаловать ваши действия, — сказал следователь, поднимаясь.

   Дополнительное расследование я поручил Инге Казимировне Гранской, молодому следователю, проработавшей к тому времени в прокуратуре всего год с небольшим.

   После первого посещения Хромова Гранская пришла ко мне взволнованная.

   — Захар Петрович, — устроилась она на стуле возле моего стола и нервно закурила сигарету, — ничего не могу понять. Хромов совершенно не хочет со мной разговаривать.

   Гранская была, прямо скажем, очень красива. Кто-то в шутку назвал её «мисс прокуратура». Одевалась она хоть и строго, но со вкусом, и даже форменная одежда красила её. Уже одно это, казалось, должно было располагать к разговору с ней.

   — Прямо так и отказывается? — удивился я.

   — Говорит, все и так ясно, зачем опять эти допросы. Лучше, мол, дали бы срок и отстали.

   — А может, он боится кого-нибудь или покрывает? — высказал я предположение.

   — Не исключено.

   — Хорошо, Инга Казимировна, давайте попробуем провести допрос вместе.

   …Хромов вошёл в следственную камеру насторожённый. И, увидев, что Гранская не одна, растерялся.

   — Присаживайся, Ваня, — сказала Инга Казимировна. — Захара Петровича ты знаешь по суду. Понимаешь, товарища прокурора, как и меня, интересуют кое-какие неясности.Было бы все ясно, не сидели бы мы тут с тобой.

   Мне понравилось, что следователь нашла тон с обвиняемым: он был серьёзный, доверительный, без тени заигрывания.

   Хромов сел. Инга Казимировна начала допрос издалека: как он подружился с Красновым, что их связывало. По односложным и отрывистым ответам было очевидно — парень скован. А когда Гранская подошла к главному, к событиям на Голубом озере, Хромов разволновался.

   — Что тут говорить, — произнёс он, глядя, как на суде, в пол, — Димы уже нет. Как подумаю об отце и матери Димы — ужас берет. Не знаю, что бы с собой сделал.

   — Да, им очень худо, Ваня, — кивнула Гранская. — И ещё сознание того, что их сына убил его лучший друг…

   Хромов молча сглотнул слюну.

   — У нас сложилось впечатление, что ты о чем-то недоговариваешь, — вступил в разговор я. — Подумай о родителях Димы.