Когда же до меня донесся веселый смех этих трех скотов, гоняющихся друг за другом и осыпающих матом все и вся, мне стало дурно, у меня помутилось в глазах… Я готов был сию же минуту исплевать Заполярье и благословить Московскую непорочность… Меня тошнило от Кировска и от беспрерывного пьянства…

И 24‑ого я уже действительно плевался, когда, сидя ночью на скамейке, узрел Ворошнину, проплывающую мимо школы. Я до такой степени растерялся, что не успел убраться в темноту ‑ эта скотина уже предстала перед скамейкой и, умопомрачительно изогнувшись, затрясла передо мной всеми своими прелестями… Я поспешил справиться, что должна означать эта многозначительная пантомимика ‑ она ошарашила меня в ответ довольно остроумным контрвопросом: "Хотите ирисок, Веничка?", ‑ и затем, видимо удовлетворенная моим отказом, не меняя дикции, выразила сожаление по поводу того, что более многоградусное осталось дома, флегматично погладила свои бедра и, мазнув меня по лицу всей своей массой, вразвалку направилась к шоссе. А в ответ на свое душевное: "С‑с‑с‑скотина!" я опять услышал это идиотское ржание ‑ и застучал зубами от холода…

Возвращаясь домой, я почему‑то вспомнил, как, будучи семиклассником, мелом разбил стекло и потом робко укорял Ворошнину за то, что она взяла вину на себя… Тогда она смеялась ласково, по‑детски…

Вечером 26‑ого я уже переехал Полярный Круг, совершенно не вспоминая об утраченном кумире…

В конце октября, уже будучи в Москве, я с удовлетворением узнал о ее аресте и с тех пор ее судьбой не интересовался… Да и, собственно, какого дьявола меня должна волновать ее судьба… если она сама за всю жизнь не смогла выдавить из себя ни одной слезы… …и ее участь никто никогда не оплакивал…

18 декабря

Пи‑и‑ить!

Пииииить!

Пи‑и‑ить, ттэк вэшшу ммэть!!!

30 декабря  Да, да! Войдите! Тьфу, ччорт, какая идиотская скромность…

Ну, так как же, Вл. Бр.? Вы отказываетесь? А у вас, это, между прочим, так неподражаемо: "На‑а‑а земле‑е‑э‑э ве‑эсь род…" А мнения все‑таки бросьте, пожалуйста… И "женскую душу", и "женскую натуру" ‑ тоже бросьте… Да и возлагать на меня не стоит…

Да входите же, еби вашу мать! А! Это вы! Стоило так долго стучаться! Хе‑хе‑хе, ну как, что новенького? Что?! Даже откровенничать! Ха‑ха! Откровенничать! Обнажаться, значит… Ну, что ж ‑ прреподнесем, препподнесем!

Совершенно одна! Хи‑хи‑хи‑хи!.. Да, да, конечно, это до чрезвычайности трагедийно… Единственное ‑ старушка‑мать… И не издохла?.. Да нет же, я хотел спросить: "И вы очень ее любите?"… Да неужели?! И вы ‑ не спились, не взрезали перси?.. Ну да, конечно, конечно, "единственное ‑ старушка‑мать" и больше никого, совершенно никого… И тем не менее ‑ уйдите!..

Да нет же! Не на хуй!.. Просто ‑ уйдите…

Да не глядите же на меня так! Чем я, собственно, провинился?.. Бросьте это, А. Г., серьезно вам советую ‑ бросьте!.. Ведь мы же, в конце концов, вчера снова обменялись взаимными плевками и теперь, по меньшей мере на неделю, зарядились злобой… И у меня сегодня просто нет настроения торговать звериными инстинктами… Угу! всего!

Да, да! А. Г., вас давно сняли с веревки?.. Как! Вас и не поднимали?! Ха‑ха‑ха! Вы только послушайте ‑ как она мило острит!.. Значит, вас серьезно не снимали?.. Ах, да! Как я мог снова перепутать? Эй!..

Да нет, это я не вам… угу, до свиданья…

Эй! Лидия Александровна!.. Ну, как вы там? А? Хе‑хе‑ххе‑хе‑хе! Ах, ну дайте же, я паду ниц! Что? Как это так! ‑ не стоит! Как будто бы я не падал шестнадцатого!..

Фу! Какие у вас ледяные ноги!.. И этот ебаный буран еще раскачивает их! Чччоррт побери, ведь ровно год назад и в такой же буран он здесь качался!.